Неожиданно Ли Цзюань вскочила на ноги; она подпрыгнула так ловко, словно спружинила, – оказалось, в наш кузов забралась здоровенная крысища. Да-да, прямо как та, что описывал Лу Синь[31], так что иначе как крысища ее было и не назвать.

Когда мы общими усилиями прогнали эту тварь, дядюшка Лю позвал нас работать.

Ли Цзюань, вылезая из кузова, проговорила:

– Надо бы завести кота.

Через пару дней у нас появился полосатый котик, мы назвали его Малышом.

Сперва Ли Цзюань думала купить кота на рынке, но по дороге ей попался этот, поэтому она подобрала его. При одном взгляде на Малыша становилось понятно, что он дикий.

– Он похож на нас с вами, – обронила я, – когда-то был домашним, а потом одичал.

– Как тут не одичать вдали от дома, да еще без семьи? – откликнулась Ли Цзюань.

– Быть диким даже хорошо, – проговорила Цяньцянь, – ведь что значит, когда говорят «выживает сильнейший»? А то и значит: кто из всех особей более дикий. Все, кто не приспособлен к жизни, выбраковываются, побеждают самые дерзкие.

– Ты дерзкая на язык, а я дерзкая на деле, – проворчала Ли Цзюань. – Если на земле останемся лишь мы вдвоем, то победа останется за мной, а ты помрешь.

Цяньцянь, глядя на меня, спросила:

– Она хочет сказать, что меня съест?

Я лишь засмеялась.

– А ты думаешь, что не съем?

С этими словами Ли Цзюань осклабилась, делая вид, что вот-вот накинется на Цяньцянь.

Девушки залились смехом.

Мне нравилось наблюдать их перепалки, это было занятно.

Мы просто обожали нашего Малыша – у нас с ним были схожие судьбы, поэтому, заботясь о нем, мы вроде как заботились о себе: все девушки, работавшие в трех столовых на стройплощадке, в глубине души мечтали быть любимыми.

Как-то вечером, за несколько дней до 1 октября[32], Цяньцянь решила прозондировать почву и спросила нас с Ли Цзюань, не хотим ли мы на выходных подработать на стороне. «Есть дельное предложение?» – задала встречный вопрос Ли Цзюань. И тогда Цяньцянь принялась объяснять, что в праздничные дни на улицах повсюду откроются закусочные под открытым небом, будет очень оживленно. Основные посетители – это парни со стройплощадок. Им щедрости не занимать, поэтому если устроиться певицами, то от каждого посетителя можно ожидать минимум по десять юаней за песню, то есть юаней по пятьдесят за раз.

– А ведь сейчас в ходу и купюры по сто юаней? Так что если постараться, не исключено, что можно получить и соточку. В любом случае, мы ничего от этого не теряем, попытка не пытка, – искушала нас Цяньцянь.

– Но… ты-то ладно, а какая певица из меня? – заколебалась Ли Цзюань.

– А то я не слышала, как ты поешь, да у тебя от природы поставленный голос, просто создан для наших хитов… – воодушевляла ее Цяньцянь.

– Я пою лишь северо-восточные народные песни, да и то половину слов не помню, – откликнулась Ли Цзюань, – тем более что в них много непристойностей. Где уж с тобой тягаться, это в твоем репертуаре исключительно утонченные хиты…

– Да у нас нынче вся жизнь полна непристойностей, даже хорошо, если будешь петь что-то в этом роде. Парни обожают слушать такие вещи, сразу бурно на них реагируют, стучат по столам, топают ногами. На самом деле утонченные песни, по сути, тоже непристойны, одна мелодия чего стоит. Это называется за скромными словами прятать пошлую мелодию. Ну, пойдем же, пойдем… – настойчиво агитировала Цяньцянь.

Ли Цзюань взглянула на меня.

– Я правда не умею петь, – поспешно ответила я, – и никогда в жизни не пела перед публикой. Вы идите, а я лучше останусь здесь, почитаю да отосплюсь.

– Подработка – дело хорошее, но без Ваньчжи я никуда не пойду, если подрабатывать, то всем вместе, – ответила Ли Цзюань.