– Ходжа Насреддин, господин.

– Уверен?

– Там были женщины с детьми. Он признался, они подтвердили.

– Зачем мешок?

– Если увидят, кого взяли, захотят отбить.

– Да. Ты молодец, Фируз.

Мужичок, стоя на коленях, смотрит сквозь редкое плетение мешка на Вожака-Пса. Пёс подходит, присаживается, снимает с головы пленника мешок, рассматривает его лицо. Мы видим мужичка со спины, только затылок и свежую ссадину на нем.

– Ну, здравствуй, Ходжа. Эмир соскучился по твоим шуткам.

Мужичок плюётся, кровавый плевок попадает на маску Пса. Вожак снова надевает ему на голову мешок. Ибрагим показывает на сидящих в пыли двух седых, растрепанных старух и девочку лет шести-семи.

– Что с этими?

Вожак встаёт, достаёт красный шёлковый платок, вытирает плевок с маски.

– Оставь их живыми, Ибрагим, и ты всю оставшуюся жизнь будешь ждать удара кинжалом во сне или яда в своей пиале. И ты, и твои потомки. Тебе это надо?

***

Горная тропа. Ночь истончилась, темнота перевалила за край, начинается утро. Ходжа Насреддин плетётся по тропе. Он связан тяжелым арканом, на голове мешок. Конец аркана привязан к луке седла Вожака, который едет первым. За ними едут оставшиеся двое воинов. Один из них, Фируз, давно уже едущий с закрытыми глазами, от истощения теряет сознание и мешком сваливается с лошади. Все останавливаются. К упавшему воину подбегает его товарищ, Ибрагим. Пощупав пульс, обращается к Вожаку.

– Господин, можно дать ему воды?

Вожак отрицательно качает головой.

– Оставь воду лошадям.

– Он умрёт, если не дать ему воды.

– Ты знаешь, Ибрагим, мы дали обет, поклялись на Коране, что не будем принимать ни воды, ни пищи, пока не доставим Ходжу Эмиру…

– Я помню, Пёс, но мы не дойдём.

Вожак поворачивает маску в сторону, показывает плетью на коня.

– Кровь не пища и не вода.

Пожилой воин вытаскивает кинжал, приставляет его к шее своего коня и делает надрез. Подставив деревянную чашку, набирает в неё кровь. Конь испуганно ржёт и переступает копытами. Ибрагим успокаивает его, шепчет:

– Потерпи, друг… Я немного. Фируз не должен тут умереть.

Пологие холмы возле Города, солнечное утро, горная дорога, снежные вершины на горизонте, с которых стекают вниз белые и пушистые, как хлопок, облака. Воздух чист и прозрачен, наполнен пением цикад, жужжанием насекомых и густым, вязким запахом диких горных трав. Мы видим пчелу, сидящую на цветке, она шевелит своими прозрачными крылышками и тыкается лапками и усиками в каплю росы на сиреневом колючем бутоне.

Если быть внимательным и неторопливым, если кроме интереса к собственной персоне проявить его к окружающему миру, то мы увидим, что жизнь во всяких проявлениях наполняет эту траву и землю. Но человек от своего рождения так устроен, что не может увидеть всего. И виной тут не только устройство его зрения, которое показывает только то, что его глаза способны зафиксировать. Виною тут внимание, которое обычный человек не может собрать в узкий, всё рассекающий луч, прорезающий время и пространство. Внимание человека всегда расплывчато и неустойчиво, а любая концентрация стоит огромных сил и умения владеть своим сознанием. Сознанием, которое проявляется с опытом и годами неустанных поисков и занятий. Просто так оно не возникает и не даётся.

Недаром какой-то мудрец в какой-то очень далёкой тёплой стране однажды сказал, что, будь люди внимательнее, смогли бы управлять этим миром. Мудрец понимал, что говорит в пустоту, что люди, даже слышавшие его фразу, не поймут, о чём он говорит, и будут и дальше считать его чудаком, оторванным от мира. Поэтому мудрец был одинок и мечтал лишь об одном, всё-таки разбудить хотя бы ещё одного человека.