* * *
В первый день зимних каникул приезжаю на натопленную дедушкой дачу и сразу же несусь к морю. Сона протестует: «Ты же песка наешься, Финик». Натягиваю шапку, обвязываю лицо шарфом и бегу: «Мне достаточно его услышать, бабуль». Сона выбегает за мной – не оставит внука наедине с бушующим хазри.
Мы с Соной прячемся за перевернутой лодкой. Она кутает меня в плед. Над нами парят чайки – замерли в потоке воздуха. Сегодня нам повезло: волны уходят в море, но по берегу все равно тяжело передвигаться из-за ударов песка.
Сначала Сона бранилась за непослушание, потом крепче прижала к себе, поцеловала в макушку. «Ты прошел еще один урок, малыш. Не отказываться от того, что любишь, кто бы и что тебе ни сказал. Не испугаться сложностей – дождя, урагана, снегопада – и дойти до весны… Никогда не изменяй своим стремлениям».
Возвращаемся домой под вальс утихшего ветра. Тучи разошлись, появилось солнце. Сона встряхивает плед у перевернутой лодки: возвращает песок берегу.
* * *
В честь нашего зимнего приезда на дачу Сона готовила долму из виноградных листьев. В медном казане, доставшемся в наследство от предков. Бабушка его берегла, готовила в нем по особым датам и держала в кладовке обернутым плотной бархатистой тканью.
По мере использования казан чернел. Тогда Сона принималась за чистку: замешивала «уксусное тесто» из муки, столового уксуса и пары щепоток соли, наносила на металлическую поверхность, давала высохнуть, после чего счищала мягкой щеткой.
Летом, специально для долмы, Сона собирала в дачном саду самые нежные виноградные листья. Срезала их хвостики, сворачивала рулетами. Посыпая крупной солью, плотно складывала в стерилизованные банки и закатывала.
Зимой бабушка открывала банки, и по дому разносился аромат лета. Правда, листья успевали потемнеть. Чтобы смыть соль, Сона обливала их кипятком и вываливала передо мной на поднос: «Финик, а ну-ка услужи старой бабке. Расправляй, собирай их на край подноса, а я буду брать и начинять фаршем». От мокрых листьев подушечки пальцев сморщивались и пахли кислым.
Бабушка вымешивала фарш, добавляя в него круглый рис. Положив в центр листа фарш, Сона складывала лист конвертиком и нанизывала на толстую нитку. «Бусы» из долмы закладывались в казан, на дне которого лежали жирные кусочки мяса.
К долме бабушка подавала соус из йогурта с мятой и чесноком, маринованный кизил и горячий хлеб-тендир, кусочки которого мы обмакивали в зеленый бульон.
Разливая алычовый компот в наши стаканы, Сона улыбалась хазри, завывающему в оконных щелях. «Кто-то сейчас злится на хазри, мол, от него пыль да холод. А я с детства люблю хазри. Он учит ценить тишину и солнечную погоду. Нужно дарить миру доброе, финики. Постоянно искать возможность приносить пользу живому, избавляться от дурных привычек. Например, грызть ногти, отковыривать болячки, оставлять еду в тарелке и не верить в себя».
Бабушку Сону провожали в Америку почти всем поселком. Рейс в пять утра, аэропорт в десяти минутах езды от дачи, ехать из городской квартиры нет смысла. Так мы понимали желание Соны до отъезда побыть на даче. Оказывается, она не только собирала чемоданы гостинцев, но и… прощалась с родной землей.
Соседи рассказывали, что бабушка подолгу сидела под голыми инжирными деревьями на ноябрьском холоде, гуляла у моря, набирая в банки воду Каспия, а в пакеты – соленую землю абшеронских пустынь.
На Востоке при переезде в другую страну принято забирать с собой немного той земли, в которую уходят твои корни. В новом доме родную землю почтительно ставят на видное место – чтобы не забывать свое начало.