Бабушка тараторит в трубку, фоном слышны смех Бясти и тявканье их собаки. «Тут все для людей, зарплаты высокие и законы работают». Вдруг на том конце провода затягивается тишина, и бабушка тоскливым полушепотом признается: «Сынок, я здесь почти не сплю. Боюсь, закрою глаза – и умру, не приведи Господи. Хочу умереть дома. На Абшероне. Быть похороненной в Хиля, рядом с мамой».

Мы с дедом идем по центральной улице утреннего поселка. Мне семь лет. Я держусь за его большую руку. Мимо нас проезжают тележки торговцев зеленью, фруктами, овощами. Дедушка приветствует их: тут все друг друга знают, приезжих почти нет.

Не терпится окунуться в море. Но мы никак до него не доберемся: через каждые три-четыре шага Асад останавливается поздороваться с прохожими. Перекидываются парой фраз и с пожеланиями доброго дня расходятся. Исчезли бы они и не мешали дойти до моря!

«Деда, пошли быстрее. Ты с ними разговариваешь так, как будто они герои».

Асад не отвечает. Сняв обувь, ступаем на песок. Если закончилась асфальтированная дорога, значит, до воды сорок семь шагов. Замеряли с братом.

На пляже встречаем соседей по даче. В этот раз улыбаюсь им – цель ведь достигнута. Дедушка, взяв меня за руку, ведет к воде. «Парень, герои в толпе не выделяются. Это может быть твой сосед, врач в поликлинике или продавец хлеба в другом городе. О них мало кто знает. Но они пережили войны, смерть близких и не утратили в этих бедах человечность».

* * *

Все дальше отплываем от берега. Мои ноги потеряли дно в зелено-голубой бездне. Обнимаю дедушку за шею. Она пахнет мускатным одеколоном, пока не смытым соленой водой. Мне не страшно. «Не оглядывайся назад и сохраняй спокойствие».

В поиске спокойствия вспоминаю потолок нашей с братом комнаты в городской квартире, на который смотрел, засыпая и просыпаясь. Белое полотно с мелкими трещинами, резная лепка вокруг люстры, похожей на перевернутое блюдце. В потолке не было ничего необычного. Дороги ассоциации: ты дома, родные люди рядом, ты защищен, и вон, бабушка блинов напекла. К ним будут сливки и инжирное варенье.

До Двуличной скалы осталось немного. Жители поселка доплывают сюда на лодках. Дедушка вплавь – до пятидесяти он увлекался глубокими погружениями в мир Каспия. Обычно до ста метров, с задержкой дыхания, без ласт, не касаясь страховочного троса.

Каждое погружение было для Асада знакомством с собой. «В первый раз на глубине тридцати метров мне стало страшно от темноты, холода. Выплыл. Месяц переваривал впечатления. И тосковал – сам не понимал, по чему именно. Когда вновь погрузился, ощущая, как медленно снижается пульс, понял, что не могу без подводного мира».

Природа ценит честность. «Самое важное под водой – не бояться себя. Там ты наедине с тишиной, без людей. Какой настоящий – вот тем и будешь. А это может испугать».

Море научило деда помнить о том, что его ждут. Любимые люди и те, кто еще станет любимым. «В синей бездне нельзя забывать о времени, о том, что нужно всплывать. Потому что там, наверху, тебя ждут. Так и в жизни, пацан, легко раствориться в якобы свободе, эгоизме. Любое богатство теряет ценность, когда им не делишься».

Мы с дедом сидим на нижнем выступе Двуличной скалы и, обняв руками колени, смотрим в сердце моря. Тут не слышно людей, не видно домов Абшерона. Берег – тонкая коричневая полоска.

«Деда, у тебя ведь тоже есть в голове картинки. Что на них нарисовано?» Он бросает камешек в воду. «Абшерон… Кажется, и у тебя тоже».

За окном вьюжит пурга. В округе погасло электричество – суровый ветер оборвал провода. Мы с бабушкой на даче вдвоем. Завтра приедут остальные домочадцы, выходные проведем вместе, а в понедельник в школу. Зимние каникулы подошли к концу.