— Жить будет. Сотрясение. Рассечение небольшое есть, но зашивать не нужно. Полежит два дня, оклемается. Сказал медикам, что упал неудачно.

«Мда. Надо чтобы упал удачно и несколько раз на что-то острое» — мстительно щурюсь.

Борис присаживается в кресло напротив с таким же стаканом в руке.

— Жаль. Помог бы мне тело прятать? — хихикнула. Нервное, наверное.

— Вы, Гавриловы, оба — психи! Тебе не полегчало? Мужика своего чуть не убила…

«Ну, «чуть» — не считается! И мне не полегчало» — не отпускает и все тут. Смотрю на свои руки, кручу стакан. Понимаю, что это только начало.

— Так помог бы? — какого-то черта меня заело. Стало важно знать, на чью сторону он встанет.

Ответом был прожигающий взгляд и не добрая ухмылка. Он такую на допросах раздает, когда людей пытает. Раньше было… Сейчас, не знаю. Вообще мало что знаю, оказывается. Столько секретов и тайн оказалось в шкафу. Сколько еще скелетов на меня посыпется?

— А хороший был бы план, — у меня язык начал заплетаться. — Закопать Гаврилова в лесу и поделить бизнес. — Щупаю почву. Трогаю его «струны». Важно понять мотив…

— Стерва. Тебя первую бы заподозрили. И пошли бы мы этапом, но в разном направлении. Поэтому тебе ничего не рассказывал. Ты же без тормозов совсем! Помнишь, тебя блатной мужик подрезал на дороге со своими дружками? Ты кинулась на троих здоровых мужиков с голыми руками, камикадзе в юбке, блин.

— Почему с голыми? У меня перцовый баллончик был! — я насупилась, что он не верит в меня.

— Я когда приехал, чуть со смеху не помер, Виола. Ты на одном верхом скакала, второй в отключке, третий пытается тебя отлепить от воющего буйвола. Чуть без глаз не оставила. Ладно, я сказал, что ты у нас «таво», наблюдаешься у психиатра.

«И ведь не соврал почти. Я на таблетках была и ходила к психологу после потери ребенка» — опускаю лицо, чтобы он не видел гримасу фантомной боли. В полутемени не разглядеть, да и пряди волос упали вперед, словно штора защитная.

Мартини на голодный желудок подействовал, как снотворное. Откинув голову на спинку, рассматривала бывшего друга сквозь опущенные ресницы.

— Семенов, почему ты не женат?

— Упаси Боже! На вас насмотрелся! — издевается, гад.

— Борь, я серьезно спрашиваю. Не любил никогда что ли? — мне зачем-то хотелось чужую боль пощупать. Не все же в своей мариноваться.

— Любил, — опускает глаза в стакан и начинает перекатывать оставшуюся на дне жидкость.

— Предала она меня. Нашла себе мужика посолидней, с погонами, где звезд больше.

— Тогда, ты меня должен понять, — подаюсь вперед, впиваясь взглядом. — Почему не рассказал раньше? Знал ведь, что с рогами хожу ветвистыми. У тебя тоже нет совести, Боря.

— Нет, — соглашается сразу и доливает себе из бутылки. — Виолка, мы сейчас окончательно окосеем. Есть что пожрать у тебя? — это явно отвлекающий маневр, но я даю нам передышку. Она нужна обоим.

Поставив свой стакан на край столика, шатаясь, бреду на кухню. Открываю холодильник. Достаю сервелат и сыр. Нарезаю кусками хлеб. Получается коряво. Похрену! Накидав все это на одну тарелку, ползу обратно.

Спит мой собутыльник, распластавшись в кресле. Рука свесилась, в которой еле держится стакан. Голова запрокинута, рот приоткрыт. Храпит во всю матушку. Никакой психологической помощи! Все сама! — жую бутерброд и думаю о том, почему я не такая ранимая. Мне положено быть в соплях, и в истериках, кромсать его вещи и выкидывать в окно… Бить посуду... Что еще там делают обманутые жены?

Чего-то я устала сегодня. Решив, что кромсать я успею завтра, иду до кровати и заваливаюсь прямо в одежде. Заворачиваюсь в кокон теплого одеяла.