Мастер-таксидермист постарался и запечатлел животное в прыжке. Наверное, то была лучшая из всех дохлых лис. Вопреки громким протестам жены, мужчина погрузил лису в телегу, надеясь получить за чучело по крайней мере десять тысяч рублей.

– Раз поезд едет в Москву, а Москва чуть ли не самый дорогой город мира (как говорили по телевизору), значит, денег у пассажиров хватает, – рассудил он.

Ну, а еж… Селянину самому довелось наблюдать, как его сорокалетняя дочь, с виду типичная горожанка, хоть и не москвичка, просиживала целыми вечерами перед компьютером. Она радовалась, как ребенок, просматривая любительские видео с забавными зверьками. А тут настоящий еж, не экранный… Самому и потрогать можно, и покормить, а то и искупать, если фантазия разыграется.

Наконец, приехали упомянутые Груздевым немецкие овчарки в сопровождении саперной бригады и десятка машин с мигалками. Проводница в вагоне номер три уже напилась любимого чаю с сушками и печеночным паштетом. Ей нравились необычные кулинарные сочетания. С важным видом и мнимой грацией он сошла с поезда. Камень сразу свалился с души у Тарле, ему стало так легко, что он ощутил себя пушинкой.

Но его ждал еж. Мужчина в экзотической шапке перефразировал известные ему крылатые изречения и решил: «Бомба бомбой, а торговля – двигатель прогресса». Около телеги были оперативно развернуты прилавки из картонных коробок и табуреток. Ежа и лису, как самые дорогие товары, он разместил на самом видном месте.

– Вы этот… брхаконьер, – указывал на него Тарле.

– Уйди, болезный, не мешай, – махнул рукой мужчина.

– Вы должны мне помочь, – обратился Тарле к стоявшему в оцеплении у вагонов полицейскому.

Тот переглянулся с торговавшим мужчиной, и оба засмеялись.

– Он иностранец, – пояснил один из куривших пассажиров.

Это звучало сродни: «Ну, юродивый, такой уж уродился. Не виноват он в том».

Оставалась надежда на прежнюю «хунту».

– Вы должны мне помочь, – сказал студент уже Саше.

Действия «молоденького мальчика» в военной форме были, по крайней мере, предсказуемы и понятны. Если Тарле чувствовал родство душ с кем-то из людей на вокзале, то это точно был Саша.

– Врет он все, – сказал торговец. – Еж сам приблудился.

Узнав от Тарле, что перед ним «охотник на браконьеров», мужчина проявил недюжинные познания в законах и краснокнижной фауне.

– Вот так! – подытожил он недолгий разговор о том, что волен ловить ежей и поступать с ними по собственному усмотрению, «хоть жарить на масле». «Ежей в лесу, как грязи, и законом их отлов не запрещен».

Тарле готов был расплакаться от такой несправедливости.

– Сколько хотите за ежа? – спросил Саша.

Мужчина задумался.

– Так сколько? – настаивал покупатель.

Торговец заметил, что Тарле многообещающе роется в карманах и вынимает бумажник. В России Тарле также усвоил, что иметь при себе наличные надежнее, нежели банковскую карту.

– У тебя нет денег, – внушал Саша Тарле, отведя того в сторону.

– Как же? Вот, посмотрите.

Студент принялся пересчитывать купюры, и Саше пришлось прикрыть его от любопытных глаз, глядевших из-под монгольской шапки.

– Вот, это все, что мы нашли.

Саша высыпал перед торговцем кучу мелочи. Визуально денег было много, но выходило что-то около двухсот рублей. Торговец, как полагается, похвалил свой товар в духе: «Такого ежа вы нигде больше не найдете». Но Саша был непреклонен:

– Это все, что у нас осталось, – развел он руками, – мы долго ехали и сильно потратились.

Даже в детстве при виде клубничных леденцов Тарле не радовался так, как теперь. В его голове звучала «Марсельеза». Студент спел бы, будь у него музыкальный слух.