– В твоем вагоне едет иностранный подданный Тарле? Отвечай!

Проводник поклялся всеми своими родственниками, что с ним никаких подозрительных бесед не велось, иначе он бы сам обо всем доложил куда следует. Прежде чем скрыться от красных корочек в норке-купе, проводник рассказал полковнику о двух подозрительных гражданах из седьмого купе, о которых он не доложил лишь потому, что пристально за ними следил и хотел взять их с поличным сам, дабы облегчить работу «доблестным органам правопорядка».

Пришла очередь Любы, ставшей стервой после того, как отбила у коллеги «икорного клиента».

С ней полковник встретился в тамбуре. У нее потухла сигарета, и она попросила у Груздева прикурить. Вот он ей и дал, пустив в ход красные корочки, и суровым голосом объявив о подозрительном иностранном субъекте. Люба была женщиной сообразительной, она знала, как приманить покупателя и как вывернуться из щекотливой ситуации.

– Разверните корочки, – потребовала она.

Фыркая, полковник развернул удостоверение на пару секунд, поспешив спрятать его в карман.

– Э-э, не так быстро… Что там было про пенсию? – продолжала упорствовать Люба, чем привела собеседника в бешенство.

– Вы не понимаете, с кем имеете дело! – перешел к угрозам полковник. – К следующей станции уже выслан конвой. Там сговорчивее станете.

Блеф полковник считал самым последним средством, но чего не наговоришь в запале, когда благополучие родины под угрозой?

– С Хабаровска он едет, билет до конечной, – поддалась Люба.

На прощание полковник хлопнул дверью, на целую неделю отбив у Любы тягу к сигаретам. В следующем вагоне дверь он, памятуя о недавнем замечании, специально оставил распахнутой.

На свое несчастье навстречу Груздеву попался мужчина, весело проведший время в вагоне-ресторане.

– Представляете, в соседнем вагоне едет настоящий, живой француз, – по наивности похвастался он полковнику. – Хочет типа понять загадочную русскую душу. Смешной такой, все ему интересно…

Полковник уже скрежетал зубами от переполнявшего его возмущения, но собеседник был так впечатлен встречей с иностранцем, что не замечал, как тучи над ним сгущаются и из них вот-вот ударят молнии.

– Как бы они русский ни учили, а все равно им не понять… Вот я ему говорю: «Работал раньше на почтовом ящике», а он смотрит удивленно…

Пенсионное удостоверение в красных корочках возникло перед самыми его глазами. Буквы при этом расплывались, но мужчина осознал, что дело обстоит серьезно. Кулак полковника уже угрожающе завис на полпути к его лицу.

– Молчать! – рыкнул на жертву Груздев.

Эта команда применялась им на службе в исключительных случаях для рядовых-новобранцев, которые не желали забыть про вольности гражданской жизни. Однажды, вернувшись в часть после отпуска, Груздев застукал у ворот двух таких «салаг», дымящих сигаретами и громко смеющихся.

– Что ржете? – взвился тогда полковник.

Они только что прекрасно провели время с поварихой, и это их совершенно расслабило. Вопрос Груздева остался без ответа. «Бессовестные желторотики» ему даже честь не отдали. Прекрасные воспоминания об отпуске мигом прошли. В запале полковник накричал на жену, потому как долго не мог найти свой парадный китель с пятью орденами и девятью медалями.

– Что мне теперь, обезьяной штатской ходить? – вопил он, сжимая свои кулаки.

Потом он долго искал тех солдат. И, когда они стали оправдываться, что не увидели на его штатской одежде знаков отличия, Груздев свернул обоим носы. Новобранцы быстро уяснили правила груздевской дисциплины. Следующим утром в рапортах они написали, что исключительно по собственной оплошности не заметили бордюра и споткнулись. Из призыва в призыв солдаты той части передавали строчки: