Но зря профессор так переживал. В России Тарле многому научился. Прежде всего, он узнал, что столь нужные принтеры могут скрываться в самых неожиданных местах, как то в игровых клубах, интернет-кафе, фотосалонах, а иногда распечаткой здесь промышляют даже туристические агентства. Его стереотипы рассеивались один за другим. Он уже стал ощущать духовную близость, которая бывает исключительно субъективной. Наконец, в один прекрасный день, когда пошел первый снег, а температура опустилась до минус пятнадцати, Тарле представил, насколько туго приходилось в России армии Бонапарта. Впрочем, этот день был примечателен не столько этим «катарсисом», как написал Тарле в SMS своей девушке, сколько знаковой встречей. Ведь именно тогда коренной житель Самарканда, который ехал к семье в Рязань, предельно вежливо и на разборчивом русском объяснил будущему магистру Тарле, что его, самаркандца, ментальность совсем не русская.

Отставной полковник хрюкнул, стоило Саше сказать, что к политике он интереса не имеет и на коммунизм ему по большому счету чихать.

– Читали работы Карла Маркса? – осмелился спросить Тарле и сразу покраснел от человеческой крови, приливающей к щекам при волнении.

– Нет.

Студент снова ощутил невероятную духовную близость этой стране и свои российские корни, услышав искренний Сашин смех.

– А вот я думаю, душегубы эти ваши коммунисты… – свесив вниз голову, заявил говорун.

Хотя произведений Солженицына он не читал, но много чего слышал и читал о нем самом еще во времена «дорогого и всеми любимого» Леонида Ильича. Потому и решил для придания своим словам весомости сослаться на писателя-диссидента. Крамолу сию слышал не только полковник, но и бывшая учительница, тосковавшая по советской колбасе. Как говорилось, педагогическое образование накладывало на нее множество нравственных ограничений. Подойдя к столику, за которым творилось антикоммунистическое безобразие, она с многозначительным видом положила ладонь на Сашину анкету и произнесла:

– Молодые люди, пожалуйста, не шумите, ваши разговоры мешают спать мне и моей подруге.

Добавив всем известное волшебное слово, она удалилась и продолжила с интересом слушать «крамольный» шепот, который доказывал, как сильно испортилась современная молодежь, не познавшая пионерии и комсомола.

Полковник кашлянул так, будто вишневая кость застряла в горле, и в этот самый момент решалось: жить ему или скончаться от удушья. Обратив на себя внимание Саши, он показал тому чудеса владения мышцами лица. С помощью одной только мимики он передал не столь уж старинную пословицу: «Болтун – находка для шпиона».

Рассказы Саши о службе на китайской границе побудили полковника к активным действиям. Он разбудил проводницу и, нагнав на нее страха красными корочками, под которыми скрывалось пенсионное удостоверение, потребовал доложить: «Откуда и куда едет французский подданный Тарле»? Как в калейдоскопе, перед дрожащей женщиной пронеслись разговоры со станционным доктором о «дизентерийном шпионе», банки браконьерской лососевой икры и копченые омули, которых она везла знакомым на конечную станцию.

– Он не из нашего вагона, – трясла она головой.

Полковник продолжил свою особой важности миссию в следующем вагоне, пока повеселевшая проводница повизгивала от мысли, что теперь «стерва Любка получит на орехи». В купейном вагоне полковник устроил разнос проводнику, вздумавшему выказать свое недовольство по поводу незапертых дверей в тамбуре.

– Не трамвай же… Закрывать надо. Здесь швейцаров нет!

После этого наступил самый страшный момент в его жизни.