Колинз сбросил липкое одеяло и добавил новую картинку. Толстый морж на санках погонял в упряжке весёлого жителя Чукотского автономного округа. Несколькими штрихами вокруг он обозначил быстрый рост снежного покрова. Просторы камеры могли вместить ещё несколько уникальных рисунка. Николаич с радостью сообщил, что три последних дня срока узник своими руками приведёт помещение обратно в божеский вид.

Через пять дней бородатый мальчик испытал катарсис. Два совка с горкой ушло. Перемазался весь, костяшки пальцев покарябал, а зато портрет достойный. Старое, благонамеренное лицо с бородавкой, при кепи с привешенной на губу дымящейся папиросой.

– Где же ты такую образину выкопал, а Ныч? – Вопрос был похож на тот, который задают журналисту в неформальных интервью. Для ушей Колинза, по крайней мере.

– Чё-то и я думаю, где мог его видеть раньше?

До самых потёмок обсуждали, но не вспомнили. А утром шестого дня притащили телевизор.

От мужского лица. Болит. Опять по заведённому сценарию с понедельника на пятницу. Голова уже пухнет. По дому у неё бегает братишка младший, белобрысый. И вот чем кончилась защита милейшего создания от криков и шлепков, за пролитую тушь на покрашенный и высохший только-только подоконник.

– Так, ага, явное предпочтение блондинок! О, джентльмены! Это твоя защита неспроста. Вымажу горшок Белобрысика изнутри гудроном, подарю на день рожденья и снаружи красным подпись «цилиндр». И сердечко! – Тряпка посудная чуть не повредила глаз.

– Дичь какая! – Нашёл какие-то слова в ответ. Тут же, не сходя с места, были перечислены все известные миру женщины, окрашенные и рождённые со светлыми волосами. Их дурные привычки, капризы и скрытые недостатки. Моя улыбка снисхождения спустила лавину новых эмоций. Она вновь подыскивала мне жену среди круга общих знакомых.

На работу утром поднималась почти вся семья. А девочка с косичками вставала в школу. Шесть дней в неделю кроме воскресенья. После работы маму носило по магазинам, папа был на работе. Мама с недоверием встречала его вечером привычной фразой: «ты всегда так говоришь». Девочка Катя в это время делала уроки. Застать их всех вместе в однокомнатной квартире можно было с 21.00 до 6.00. Такие ответы нашла она на анкету в школе. Что любит папа? Смотреть новости, а мама бегает с кухни в зал или ванную, моет посуду.

Двойки, полученные накануне выходного дня, карались строго. А те, что обнаруживались с понедельника по среду, почему-то нет. Школьный дневник жил в двух режимах: или он прятался от всех в книгах или диване, или танцевал перед лицом папы, украшенный красным росчерком учительницы.

Папа и мама считали себя монархистами. Мама придерживалась больше партии консерваторов, или тетчеристов. Но когда Катенька перешла в третий класс произошла революция. И родители, как и все порядочные люди вокруг, стали анархистами. В семье наметился политический раскол. Перевешивала партия родителей, но всего на один голос (учитывалось в любом исходе). Катя знала, что как ни называй страну и государственный строй, а всегда есть главное место. И его по идее смены режима может занять любой гражданин. А значит, она вправе мечтать о титуле императрицы.