Мальчишка с огромными голубыми глазами, курчавыми волосами, в коротких джинсовых шортах и белой майке, словом, самый обычный, коих тысячи бегают по улицам, пихнул мне в руки письмо, а затем склонил верхнюю часть тела в поклоне, горизонтальном относительно земли, и выставил над головой руки в просящем жесте – ладонь к ладони. Простояв так около трёх секунд, ребёнок с таким же, как и раньше, отрешённым лицом поднялся. Казалось, что он это делает совершенно без интереса, как по приказу. Хотя, почему это как? Так оно и есть.

– Поклон тоже от него. – мальчик смерил нас презрительным взглядом, развернулся и ушел по направлению к входной двери.

– Странный он какой-то… Кто такой Том? Ты его знаешь?

– Не то, чтобы… Но предполагаю, кто это может быть. – я мну края конверта, не решаясь открыть. Лика выжидающе молчит, давая мне возможность сказать своё предположение, но я ей не воспользуюсь. – Я схожу сама, не волнуйся.

Я улыбаюсь, только Лике моя улыбка не внушает никакого доверия, а спокойствия тем более. Носящая маску каждый день, она прекрасно чувствует, когда ее надевают другие. И все же подруга ничего не говорит в противовес, не задаёт множество возникших у неё вопросов – за что я ей безумно благодарна – и лишь устало вздыхает.

– Будь осторожна. И, да, у тебя всего полчаса до репетиции, не опоздай!

Кратчайший путь на задний двор – выход в крыле начальной школы. Я иду по пустым коридорам, вслушиваясь в тишину и отдающиеся в ней глухим стуком собственные шаги. Пахнет свежей краской, которой перекрасили стены из грязного, местами облезшего серого в бежевый. Портреты ученых и пейзажи нашего города в рамах сейчас уселись на лавочках, словно в бесконечно тянущейся очереди учеников к медкабинету, когда неожиданно сообщали об очередной контрольной. Эйнштейн за Паскалем, Пастер что-то шепчет на ухо Менделееву, а тот просто наслаждается снятым с высоты птичьего полёта видом центра города.

Пусть головой я осознаю, что это последние две недели, когда мы вот так просто гуляем по этим коридорам, являясь частью маленького мира под названием «школа», но все равно до конца не верится, что весь наш цирковой отряд распадётся, разлетится семенами одуванчика по свету, направляемый непредсказуемыми ветрами судьбы. И шанс вновь собраться всем вместе настолько же мал, насколько мала вероятность выиграть в лотерее главный приз.

Дергаю ручку новой пластиковой двери на себя, сразу же начиная таять от солнца, светящего ни чуть левее, ни чуть правее, а четко по прямой мне в глаза. Я щурюсь и быстрым шагом перемещаюсь в тень под молодой дуб, на ствол которого опираюсь спиной. Тома ещё нет. Честно, я даже представить не могла, что он всегда был так близко, да и последний раз я о нем думала на экзамене по математике, поэтому нет ничего странного в моем удивлении. Мы никогда не запоминаем лица прохожих, они рассеиваются в нашей памяти, как что-то лишнее, ненужное, вот и Том все время до встречи в баре был одним из безликих прохожих.

Воздух вокруг раскалён до такой степени, что я вижу искажающие картинку потоки ветра. Точно такая же рябь появляется на самом кончике горящей спички или костра. Я готова кожу с себя снять, только бы стало прохладнее. И все больше начинаю подозревать что-то неладное.

Я жду пять минут, затем десять, пятнадцать… По прошествии двадцати, когда мое тело можно залить в любую баночку, и оно без труда примет его форму, я громко чертыхаюсь, заползая обратно в спасительные стены школы. Если раньше я не имела симпатии к поведению нового знакомого, то теперь я его люто ненавижу. Моя кожа никогда не была приспособлена к загару, а уж двадцать минут в адском пламени не выдержала б ни то, чтобы она, уверена – никто. У парней всегда шутки не отличались умом, но в этот раз особенно.