– Ну что вы, что вы, – тут же подхватился Самоцветов и ухватил Анну за руку. – С вами хоть на край света, правда. Моя опухшая нога век вас не забудет, – сверкал он белозубой улыбкой и пытался приложиться к её ладони губами.

– Руки убери! – скомандовал я. – И не надейся! – буквально прорычал, давая понять, что всё помню и начеку.

– О чём ты, Набоков? – приподнял он свою смоляную бровь. – Забудь, мы с Лео давно разошлись в непримиримых разногласиях, а поэтому он сам по себе, а я сам! Сам-Сам!

И впрямь, как я этого сразу не заметил? Неразлучная парочка разбежалась. Надолго ли – вопрос. Но то, что их давненько уже не видели порознь – факт. Даже представить боюсь, что могло случиться, если они разбежались по разным углам. Или это у них тактика такая? Отвлекающий маневр?.. Чтобы Самоцветов мог втихаря спор обкатать?

– Вот и замечательно, – процедил я сквозь зубы, чувствуя, что ещё немного – и потеряю контроль. Капля камень точит, а я не каменный и не железный. День выдался тяжёлый и, наверное, благодаря Анне, я всё же смог удержаться на плаву. Без неё было бы всё гораздо хуже. – Пойдём, дорогая.

Анна послушно взяла меня под руку и под пристальным взглядом Самоцветова мы собрались с достоинством ретироваться, а потом свалить отсюда куда подальше. Я так решил.

– До свидания, Анна! До встречи! Я обязательно вас найду! – попрощался слишком громко этот идиот.

– Только попробуй! – недобро улыбнулся ему я. Судя по всему, не улыбка, а оскал вышел, но Самоцветова разве таким напугаешь? Лишь оскалился в ответ, давая понять, что услышал, но поступит по-своему. А хрен он угадал! – Узнаю, что ошиваешься вокруг моей Аннушки, сниму штаны, выдерну ноги, вставлю в уши и заставлю станцевать ламбаду.

Самохин благоразумно промолчал, но на его лице ни грамма понимания не читалось. Видимо, придётся более доходчиво провести беседу, но уже не здесь.

– Не тратьте на него душевные силы, – ободряюще похлопала меня по руке Мэри Поппинс. – Он просто хотел вас подразнить. Потроллить, как сейчас говорят.

Я сильно сомневался, но пугать Анну не стал. Пусть так и думает, что благополучно избежала притязаний со стороны этого Казанова, что готов вывернуться наизнанку, но достичь своего любым доступным способом.

– Ну что, давайте прощаться? – сказала она мне, как только мы вышли на улицу и глотнули свежего воздуха.

Я даже поперхнулся. Ну кто так делает? Ампутирует без наркоза?

– Вот так сразу? – сам не поверил, что это говорю.

– А зачем тянуть? – удивлённо подняла она брови. – На выставке побывали, народ повеселили, вечер удался. Наверное. Пора и честь знать.

– Ну, ветер ещё не переменился, Мэри Поппинс, куда же вы спешите? И до полуночи ещё далеко. Не успеет ваше бальное платье превратиться в лохмотья. А если даже и так, я не огорчусь и в ужас не приду.

– Наверное, потому что мне нечем вас удивить, – весело смеётся она. Смех у неё интересный. Ни тебе звонких колокольчиков, ни мелодичности. Похоже на кудкудахканье курицы или крик ночной птицы. Забавный такой, заразительный смех, настоящий.

Я интуитивно чувствую, что она на Марью намекает, но ей хватает такта не произносить имя бывшей вслух.

– А вдруг? – спрашиваю и понимаю: я бы посмотрел, что у неё под платьем. И смог бы её талию обхватить двумя ладонями… Это, наверное, заразно, передаётся, как вирус, и быстро поражает даже самый гениальный мозг.

– Давайте на этом поставим точку, – твёрдо произносит она и достаёт телефон.

– Что вы делаете? – холодно интересуюсь я, хотя и без вопросов знаю: она такси надумала вызывать.

– Домой собираюсь ехать.

– Я вас отвезу, – говорю таким тоном, от которого мои подчинённые со стенами сливаются и боятся отсвечивать.