Все чаще и чаще испытывал я ностальгию по прошлому, извлекая из памяти нежность нашего первого вечера, чистоту и свежесть первых встреч. Впрочем, не будем о грустном…

Так пронеслась весна. В плену розовых грез, я уже строил планы на лето. Стройотряд и романтика тайги обходили меня стороной, как подающая надежды звезда спорта, я отправлялся на сборы в Подмосковье, а значит, никто и ничто не могло помешать нашим встречам со Светой.

Мне уже представлялись летние вечера, полные любовной неги, походы в кино, пломбир в вафельных стаканчиках… Юноша! Мечтатель! – Силич негромко рассмеялся. – Я был наивен и совсем неопытен в науке любви – никогда нельзя отпускать мечту дальше ближайшего вечера.

Все мои планы разрушила Света, просто и буднично сообщив мне, что считает, что наша связь изжила себя. Она сказала мне это на кухне, где мы пили чай после свидания, в тот самый момент, когда обычно решалась судьба следующего. Только вместо даты и времени, вместо обычных в таких случаях милых шуток и уточнений, я услышал свой приговор. Услышал, что она уже давно думала об этом, только не решалась сказать, опасаясь сделать мне слишком больно. Но сейчас, когда она видит, как спокойно я отношусь к ее словам, понимает, что волновалась напрасно.

«Подумай сам, мы обречены…», – говорила она, помешивая чай ложечкой, и этот звук колоколом отзывался в моей голове. Мне казалось, что это не она говорит горькие, безжалостные слова. Я не узнавал в ней ту, прежнюю, Свету, время украло ее у меня. С каждым ударом сердца, с каждым словом она удалялась в безмерную даль, туда, где становилась недоступна для нашей любви, для нашего прошлого. – «Ну, что мы за пара? Я старше, моя жизнь уже наполовину прожита, а ты – молод, красив, талантлив, у тебя впереди прекрасное будущее. Я буду только связывать тебя по рукам и ногам, в последнее время я даже чувствую угрызения совести по этому поводу. Поверь, очень скоро наша связь станет для нас обузой, тяжким бременем, и ничего, кроме боли и мучений нам не принесет. Сейчас между нами нет вражды, мы еще близки, еще влюблены, так давай расстанемся, пока злоба и раздражение не настигли нас. Зачем нам эта призрачная нить, которая вот-вот порвется? У нас разные пути, разные судьбы, отпустим же друг друга. Давай сами порвем эту бестолковую нитку…».

Я молчал, оглушенный ее словами, забыв о времени, о своих планах, обо всем. Неожиданно я заметил, что она, уже одетая, стоит в дверях, что-то говорит мне. Обожженный внезапной надеждой, я вновь вернулся в реальность, и услышал, что моя любимая лишь просит меня не забыть оставить ключи в почтовом ящике. Я все так же молча кивнул, но всплеск надежды в моих глазах не укрылся от Светы, она подошла ко мне, нежно обняв рукой за шею, щекоча ресницами, прошептала: «Ну, что ты, малыш? К ударам судьбы надо относиться легче, тогда быстрее заживают раны».

И она ушла. Я остался один в пустой квартире, показавшейся без нее, без ожидания ее, без возможности обнять, целовать, любить ее, безобразно громадной, чужой и отвратительной. Осознав, наконец, что произошло, я заплакал и плакал долго, так долго, что потерял счет времени. Что такое время? Оно остановилось для меня, перестало существовать.

Я хотел умереть. Нет, не подумай, я не собирался с духом, не прикидывал способы самоубийства, но, если бы кто-нибудь в тот момент по каким-то причинам захотел меня убить, я не стал бы сопротивляться.

Когда я опомнился, день за окном уже догорал. Неестественно яркий, грандиозный закат охватил полнеба, и неожиданно мне стало легче. Я понял, что не может жизнь закончиться вот так нелепо и безобразно, если в ней существуют такие закаты.