– Правильно. Любовь нерассказуема. Так, кажется, Зинаида Гиппиус писала. Стоп! Андрей Викторович, разве я сказала, что мои записи о любви? Они скорее о нелюбви. Интересно, как вы объясните свою оговорку?

– Действительно… – обронил Ильин.

– В кусты, Андрей Викторович?

– Не совсем. Беру тайм-аут на экспресс-самоанализ.

– Это меня бодрит. И почему мнение литераторов, по вашему мнению, странное? Непосредственность как раз привлекает. И лучше убеждает, что написанное – правда, а не вымысел.

– Лидочка, ты рассуждаешь, как очень взрослая, и даже более того.

– Не отвлекайтесь от вашего самоанализа, Андрей Викторович, – призвала Лида. – Или вы уже? Тогда я вся внимание.

– Ну что сказать. Видимо, некоторая любовная грусть…

– …или даже тоска по любви, – добавила Лида.

– Хорошо, назовем это тоской… все еще остается на периферии моего сознания и чувственной сферы.

– Вот почему я не могу прочитать ни одной книги по психологии. К чему эта абракадабра? Неужели нельзя о сложном писать и говорить просто? Я бы на вашем месте сказала примерно так. Я, Андрей Викторович Ильин, давно уже забыл, что такое влюбленность. Поэтому даже пугаюсь, когда испытываю что-то подобное. Даже если моя влюбленность чисто платоническая.

– Лида, ты выздоравливаешь на глазах.

– Так вы специально мне поддаетесь?

– У тебя сильная энергетика.

– А вы знаете, что в энергетику влюбляются? Те, кому своей не хватает. Но вам это не грозит. Хотя знаете, чем сильнее энергетика, тем сильнее спады, приступы депрессии. Я иногда лежу полдня без сил.

– Холерический темперамент.

– Разве холерик испытывает такие приступы?

– Ты можешь быть смешанным типом.

– Вот это точно. Гремучая смесь чего-то с чем-то. Мама говорит, что у меня на дню два-три характера.

– С годами это пройдет. Останется один.

– Ага, самый худший. Если сохранится дефицит любви.

Ильин вдруг заговорил, будто на лекции:

– Да, мы привыкли жить плохо, но никак не привыкнем, что при этом нужно еще научиться любить друг друга. Это вообще не входит в программу жизни. В ее первой половине нас захлестывает желание, чтобы любили нас. А потом, когда это не получается, мы перестаем любить что бы то ни было и кого бы то ни было. Любовь как чувство перестает функционировать. Единственное исключение – любовь к домашним животным. Там – полная гарантия взаимности.

– Почему же вы не заведете собаку? – вставила Лида.

– Исключительно из чувства страха. Ты же знаешь, сколько у меня разъездов. Никто не будет заботиться о ней, как я.

– Ах, почему я не могу обратиться в вашу собаку, – размечталась Лида. – Я бы с вами ездила. Я бы хорошо себя вела. Все время виляла бы хвостом. Между прочим, в Америке с собакой можно хоть самолетом летать, хоть в ресторан ходить. А мы – такая еще деревня! Хотя, может, это и хорошо. Но я вас отвлекла. У меня мысли путаются. Вы меня направляйте. Прежде чем приступить к главному, мы должны наговориться. Почему вы не спрашиваете, есть ли у меня бойфренд? Или вам все равно?

– Лидочка, мои мысли не залетают так далеко, – как бы извинился Ильин.

– А вы знаете, что 49 процентов пар сегодня спариваются на первом свидании? – строго спросила Лида.

– Меня это не удивляет, – как бы оправдывался Ильин. – Девственность вышла из моды, перестала быть фетишем. А если этого фетиша нет, то все не просто разрешено, а крайне желательно, ибо сладострастие – это инстинкт, а секс – наслаждение.

– Куда-то не туда вы повернули, ну да ладно, – еще строже сказала Лида. – Вообще-то, я просто хочу проверить, можете ли вы на глазок определить человека. Рентген вы, в конце концов, или не рентген? Потому, что у меня к вам есть главный вопрос.