Коллеги согласно мычали и синхронно прятали под манжетами часы.

Отношение Чевизова к Феденьке не то, чтобы мешало карьере начинающего специалиста. Оно нервировало его внутреннего отличника. «Как, не пять с плюсом? Как, не самый любимый ученик?»

Поэтому теперь, получив идиотский жребий, господин Тризны спешил снять с ситуации хоть ложечку подкисших сливок.

– Я – в деревню. – ФМ вторгся (копируя поведение экстраверта, сангвиника) в кабинет УП без стука. – «Профилактика суицида в сельской местности»! Буду предотвращать!

– Молодец! – похвалил Чевизов, сейчас особенно похожий на Айболита. – Коньячку? У меня «Арарат Азнавур». Пациент с гиперсексуальностью подарил.

– Армянин?

– Почему? Бурят. Отбрось стереотипы! Ты, миленький мой, врач, а не беллетрист.

Твердая рука профессора отмерила сто и сто лечебных миллилитра в два бокала.

– Значит, в деревню едешь, Федька?

– Еду.

Чокнулись. Выпили.

– А нахуя?

Кандидат в кандидаты озадачился.

– Дык… опыт. Опыт! Мне двадцать шесть уже, жизни не знаю! Прокрастинирую в стагнирующей среде!

– Пиздабол ты, Федька. – УП закашлялся со свистом и хрипами. Будто пнули баян.

Профессор осунулся – отметил Тризны. Ссутулился. Кашель резко перешел в смех. Который, как порыв ветра, развеял сгустившуюся вокруг Чевизова незримую дымку.

– Но езжай! Езжай. Я тебе посёлочек веселый подскажу один! Туда. Справишься – в доктора этих наших наук протащу экспрессом.

Софушка собирала чемодан Федора Михайловича: три пары брюк из льна, хлопка и шерсти. Свитшот с логотипом оппозиционного политика N. Терракотовая худи. Вельветовый пиджак. Ботинки-челси. Она кидала вещи в рот пластикового крокодила с ожесточенным наслаждением. Женщины драмоголики. Им доставляет странное удовольствие ковыряться в ранке коготком, раздувать из искры недовольства гудящее пламя гнева.

– Письма писать научимся, – миролюбиво предложил Теодор.

– Бумажные, ага!

– Ну, откуда твоя пассивная агрессия, Соф? Упражнение помнишь? Вдох, задержала дыхание, сосчитала до пяти, вы-ы-ы-ыдох.

Девушка погрозила ему селфи-палкой.

– Нахрена тебе в Бере…незе…мень? Я не понимаю! Чевизова впечатлить?

– Береньзень. Да. Он точно попадет в диссертационный совет. Без «полевых» работ мне не защититься. Кроме того, я засиделся… Полезно иногда менять обстановку.

– А мне как? Без секса?!

– Навещай меня.

– Поближе найду.

– Я вне конкуренции.

– Голословное утверждение.

Пришлось ею овладеть. После она уснула. Рассыпала по подушкам синие кудри и стала прелестной.

Глава вторая. Индетерминизм Береньзени.

Ежели выдернуть из круглого розового цветка полевой «кашки» пук лепестков и съесть – изо рта продолжит нести перегаром. Народная мудрость.

Недалече шел поезд. С неба капало. Па шчоках Виктора Васильевича Волгина, автослесаря, быццам слёзы, цяклі дажджынкі.

ВВ лежал в поле. Усики пшеницы щекотали его коричневые руки. Обветренным языком он ловил целительную влагу.

«Харе пить. Не вообще, но… ТАК. Жена уйдет, я останусь», – думал он не без усилий. Повод, вроде, был. Пёс пропал. Славный. Дети его любили. Растолковать им, что Дика, скорее всего, застрелил богатый дядька? Или пускай надеются, что прибежит дружок?

Со временем гипс надежды заменится костылём воспоминаний. Всяко лучше, чем в их годочки узнать правду про этот брошенный, брошенный, брошенный Богом мир.

Колонка с водой синела метрах в десяти. Оазис. Мощная, холодная струя.

Дабы умыть полыхающую рожу, выплюнуть кошачий нужник изо рта – необходимо. Стараться. Еще немного. Еще.

– Господи, за что ты меня? – Боец. Партизан.

Дополз.

А колонка не работала.

– Сууука!

Мимо прокряхтел автобус «Ритуал». Похороны.