– Да, – невозмутимо отозвалась Смильяна, ступая за ним следом.

Благота наклонился возле одной из плит. Отставив осиновую палку к камню, он принялся слабо очищать её от поросшего бурьяна, вчитываясь в проявляющиеся выбитые руны. Пробивающиеся сквозь густую листву над головой солнечные лучи легли ему на тыл ладони, обжигая кожу теплом.

Подобные руны Благота видел впервые в своей жизни.

– Полагаю, это могилы монахов-отшельников.

– Только одна.

Только теперь Благота обратил внимание, что нетронутой оставалась одна из могил. Вторая плита со скошенными углами, невообразимым чудом пронизанная пурпурными соцветиями, сияла на солнце следами свежей краски в углублениях рун.

– Ты ухаживаешь за этим местом, – догадался Благота, оборачиваясь через плечо, в попытке обнаружить отражение переживаний на её замкнутом лице.

Смильяна не дрогнула, не изменила своему ледяному виду. Но взор из-под полуопущенных ресниц вилы теперь был прикован к могильному камню, из которого прорастали цветы.

– Чуть выше по склону – тёплый источник, – отозвалась она, пропуская его замечание мимо ушей. – Можешь утолить в нём жажду. Умыться, если пожелаешь. Вода здесь лечебная.

– Не желаешь мне говорить, – протянул Благота, выпрямляясь и утирая ладонь об одежду. – Воля твоя, господица Смильяна. Кто я такой, чтобы настаивать?

– Сперва заверши свою историю.

Благота утомлённо выдохнул.

– Можно я осмотрюсь?

Смильяна промолчала. Благота осторожно подошёл к церкви, оглядывая поросший фасад. Надпись над входом – дата строительства. Совсем новая. Не прошло и полвека. И ни единой руны, что он видел на могильных плитах.

«Церковь построена человеком, в отличие от захоронений», – предугадал Благота.

Возле круглого оконца располагался каменный барельеф.

– Походит на семейный герб, – выразился себе под нос Благота, перешагивая порог церкви.

Внутри его встретили пустой очаг и алтарь со свежими подношениями: сплетенными оберегами в виде венков из полыни, ячменными лепёшками и деревянной бутылью. Благота подошёл к алтарю, отставил осиновую палку и взял бутыль. Откупорил, поднёс к носу.

– Крестьяне очень стараются тебя задобрить, – усмехнулся Благота, возвращая полынное вино на алтарь.

Смильяна, вошедшая за ним следом, без особого любопытства проследила за его действиями.

– По ту сторону горы живут люди. Их женщины боятся, я стану похищать мужчин.

– Мужчин? Так значит, вилы всё же совокупляются с людьми?

– Если бы не совокуплялись, их бы не было.

– Хм.

Благота снял со спины дорожный мешок и поставил рядом с алтарем. Принялся расстёгивать на груди плащ.

– Тебя отвести к источнику?

– К источнику? – Благота растерянно размял затёкшие пальцы. – Ах, да. Прошу, отведи.

Они вышли из церкви. Благота вытер вспотевшие усы, шмыгнул забитым пылью носом. С готовностью посмотрел на едва заметную тропку, ведущую вверх по склону.

– Полагаю, нам предстоит подняться туда?

– Верно.

– Тогда… на чём я остановился?

Теперь Грачонок знала – всему необходима плата. Поэтому важно знать, кому и за что ты в итоге останешься должен.

Потому что так говорил Мизгирь.

Повозка стояла на краю пыльной дороги. Извозчик, высокий старик с рыхлым носом, вонял. И вонял отвратительно. Запах его пота казался на удивление сильным в предгрозовой духоте.

– Сколько я тебе должен, господин лекарь?

– Нисколько, – Мизгирь слез на землю. – Благодарен за дорогу.

– Ерунда. По твоей милости жёнка моя оправилась после родов. Покорнейше благодарю.

Дышать по-прежнему удавалось с трудом: воздух замер в ожидании подступающей бури. С юго-запада можно было разглядеть заражающую небо темноту.