– Прошу садиться, – солидно сказал он, раскланявшись перед поднявшимися учениками. И, небрежно бросив на стол свое имущество, добавил: – Сейчас я должен буду вас оставить. К моему возвращению прошу решить одну задачку.

Михаил Степанович вынул из портфеля сборник задач по тригонометрии и, щуря дальнозоркие глаза, листал его.

– Вот, например, триста тридцать седьмую. Проверим, как вы научились вычислять значение логарифмов. Договорились? Итак, я пошел. Прошу соблюдать тишину и порядок.

Ученики повернули головы в сторону преподавателя. Каждого интересовало: куда он уходит?

– Михаил Степанович, – среди полной тишины, раздался голос Вьюнова. – Вы надолго?

Математик, задержавшись в дверях, пояснил: – В восьмом «Б» студент-практикант дает урок. Хочу послушать.

Никого не удивил ни вопрос Игоря, ни ответ Михаила Степановича. Класс привык к особым взглядам этого педагога, уважал и разделял их. Это был, пожалуй, единственный человек среди преподавателей школы, который относился к ученикам старших классов как ко взрослым.

Уважение к математику десятый «А» выражал тем, что на его уроках вел себя примерно. Сдерживала сама манера Козырева, напоминавшая ученикам, что они, увы, уже не дети.

Заскрипели перья, зашелестели страницы… Только время от времени по классу проносился чей-нибудь шепот:

– Определил, чему равен логарифм косинуса 21 град. 37 мин.? А косинуса 63 град. 41 мин.?

Дай, пожалуйста, на минутку твою таблицу логарифмов.

Курганова сидела неподвижно, прислушиваясь к непонятным словам. Она чувствовала себя как человек, не знающий языка, на котором ведется разговор.

Один, второй ласковый взгляд на Крякину.... Не отошло ли у той сердце за вчерашнее? Но «буржуйка»,забыв обо всем на свете, тем более о своей соседке, решала задачу, низко склонившись над тетрадью. Одна ее кисть широко лежала на исписанной странице. Пусть Зина попробует списать!

Нюся не только не стыдилась своих рук, крупных, обветренных, а вроде бы нарочно выставляла их всеобщее обозрение.

Курганову всегда шокировало даже то, что она сидела за одной партой с такой простушкой. Сейчас же ей хотелось расцеловать умные трудовые руки Крякиной, только бы они ее спасли. Но…

Не зная, что делать, Зина обернулась и тотчас встретилась с несколькими парами глаз, явно наблюдающими за ней.

Испуганно екнуло, тревожно застучало сердце, У Зины было ощущение человека, повисшего над пропастью.

Весь класс в явном заговоре против нее… Все видят, знают, что она ничего не понимает в этой противной тригонометрии. А экзамены… Господи, так недолго остаться и без аттестата зрелости.

Как она докатилась до этого? Все началось как-то незаметно. Во время объяснения читала из-под парты. Дома в задании не разобралась и списала у Крякиной. Следующий урок был пропущен: Крякина ведь присутствовала… Так и пошло. Как в глухом лесу – чем дальше, тем темней…

Зина склонилась над сборником задач: видите, она делает то же, что и все, – переписала условие задачи в тетрадь. В это время Крякина, вероятно, забывшись, отодвинула от себя листочек, на котором только что делала какие-то вычисления. Через две-три минуты все цифры в том же порядке оказались в Зининой тетради. Теперь можно не волноваться Курганова не отстала от других. Даже появилась дерзкая мысль, не пересесть ли подальше от Крякиной.

– Ну как, закончили? – спросил Михаил Степанович, войдя в класс. Прошелся по рядам, вглядываясь в раскрытые ученические тетради. – Так-так… Вот и хорошо… А ну, Зина, – кивнул он Кургановой, – иди к доске, объясни нам, как нужно искать…

У Михаила Степановича, как всегда, отличное настроение: класс его не подвел, вел себя просто примерно, и он одним выстрелом убил двух зайцев: поработал сразу с восьмым «Б» и десятым «А».