В институт они выходили вместе. Из института тоже возвращались вдвоем. А вечером Виктор и Валерия посмотрели на экране компьютера тот самый фильм, смысл которого так и не смогли уловить накануне. В главных ролях там оказалась Доронина – любимая актриса их мам, поэтому весь фильм они с удовольствием рассказывали друг другу о детстве.
От основного общежития преподавательское крыло отделяли тяжелые черные двери, которые лишь изредка запирались на ключ, а в крыле этом почти все жили без пары. Только у доцента кафедры психологии имелась худощавая и нервозная жена. Почти каждый вечер она то плакала, то кричала на него, то била посуду… Да так, чтоб слышали все. «Бедный!.. Завел, чтобы не забывать про свою работу и дома. Вот ведь не повезло человеку!» – ехидно подшучивали над ним мужчины, радуясь, что их подобная судьба миновала. Женщины рассуждали иначе: мол, от хорошей жизни жена истерить не будет. Да и какая тут может быть хорошая жизнь, когда тебе под сорок, а ты в общаге?!
На общей кухне представителей сильного пола было значительно больше. Совместно и в складчину они готовили жареную картошку, плов, макароны по-флотски, жарили чебуреки. Иногда занимались поисками или уточнением рецептов на просторах инета. К вечеру их клуб разрастался. На кухне всегда была настежь распахнута форточка, потому что мужчины много курили, иногда выпивали по рюмочке, вели философские беседы, спорили о политике, спорте, обменивались услышанными за пролетевший день новостями, решали вопросы.
Женщины-преподаватели обычно появлялись на этой кухне и исчезали, как тени. Если же говорили о чем-то, то звучало это примерно так:
– Фу, как накурено!.. Какой ужас!.. Опять тараканы!.. Вам что, на работе всей этой болтовни не хватает?.. Скажите мне, пожалуйста, кто снова загадил плиту?..
На этой кухне давно уже никто и ни с кем не флиртовал. Всем и смотреть друг на друга было немного тошно. Большинство обитателей давно уже считались загрубевшими холостячками и холостяками, а потому появление в их рядах улыбающейся девушки, а рядом с ней того, кто на всю жизнь, казалось бы, обречен был остаться один, сразу вызвало настоящий фурор и привнесло в общее обиталище ощущение домашности и лиризма.
Нецензурную лексику представители могучего пола стремились убрать, окурками и обертками от продуктов старались попадать в ведро, а не на пол. Все вокруг начали улыбаться. Валерия всплывала в кухню, точно блин в масле. Лицо ее лоснилось, сияло, глаза выражали полное радушие и восторг. В руках у студентки-старшекурсницы были то кастрюлька, то пакетик с продуктами, которые она бережно ставила на стол и начинала готовить, всем своим видом показывая: «Как я горжусь, что я сегодня здесь, с вами! Как я всем в жизни довольна!»
Постепенно появился на кухне и дамский кружок. Без всякой договоренности его участниц он приходил туда чуть раньше мужского и при первом же появлении представителей последнего распадался. В новообразованном кружке отсуждались диеты, новые театральные постановки, перемывались косточки декану, ректору и иже с ними, часто ребром ставился вопрос, выходить замуж или не стоит. Как оказалось, у каждой преподавательницы где-то там, на стороне, имелся какой-то там воздыхатель, который обычно ухаживал за ней уже несколько лет и лишь в некоторых случаях появился недавно. Он настойчиво приглашал ее к себе в гости, собирался познакомить с мамой, а иногда и с оставшимися от первого брака детьми, но она никак не могла на это решиться и вот со своими подружками, на кухне, обсуждала, что делать дальше.