На самом деле нет и не может быть общественно опасных деяний, существующих вне времени и пространства как всеобщих атрибутов бытия социальной материи. А стало быть, не должно существовать и составов преступлений, не включающих в себя признак, указывающий на «территориальную привязку» предусматриваемых ими деяний. Иное возможно лишь в абстракции. В реальности же нет, например, состава кражи вообще, а есть состав кражи по российскому, французскому, германскому и другим уголовным законам. Но состав кражи, как российская модель преступного поведения, применим лишь к кражам, совершенным на российской территории, или к кражам, совершенным вне ее, но гражданами России. Правильно когда-то отмечал А. Н. Трайнин, что «и личность, и собственность, и все объекты ограждаются уголовным законом не “вообще”, вне времени и пространства, а всегда и всюду в системе общественных отношений»,[331] т. е. в системе отношений данного государственно (а значит – и территориально, пространственно) организованного общества.

Только непониманием обязательной принадлежности пространственного компонента каждому составу преступления и можно объяснить отмеченный выше факт включения предписаний о действии уголовного права в пространстве не в материальный, а в процессуальный закон (ст. 7 УПК Франции 1808 г., ст. 3 Основ уголовного судопроизводства СССР 1924 г. и др.). А иногда законодатель уступал решение этого вопроса исполнительной или судебной власти, как явствует из декрета СНК РСФСР от 5 сентября 1921 г. «О преступлениях и проступках, совершенных на судах, плавающих под Российским флагом»[332] или Циркуляра Военной коллегии Верховного Суда СССР от 29 апреля 1926 г. «О применении военными трибуналами уголовных и уголовно-процессуальных кодексов союзных республик при совершении лицами плавающего состава союзного флота преступлений во время нахождения на море».[333]

Ныне, когда уголовное законодательство Российской Федерации состоит исключительно из Уголовного кодекса (ст. 1 УК), который для осуществления поставленных перед ним задач устанавливает основание и принципы уголовной ответственности (ст. 2 УК), когда в соответствии с принципом законности преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом (ст. 3 УК), такое положение совершенно недопустимо. Нет и не должно быть уголовного кодекса, в котором не были бы определены территориальные пределы его действия.

Другой причиной неподобающего по предметно-правовой природе места пребывания пространственно-темпоральных предписаний является необоснованное стремление рассматривать их в качестве самостоятельных норм права, специфика которых видится лишь в том, что они (в отличие от субстанциональных норм) являются коллизионными, исполняя роль регулятора при выборе закона в пространственной и временной плоскости, т. е. пространственными и темпоральными нормами уголовного права.[334]

Исходной посылкой означенного заблуждения служит тезис о том, что первичными элементами системы, между которыми возникают коллизии, являются нормы права, отождествляемые с таким минимальным структурным элементом законодательства, как статья закона, тогда как правовая норма – более сложное, нежели правовое предписание, образование, содержание которого выражается через систему предписаний Общей и Особенной частей.

В действительности указанные предписания не имеют и не могут иметь самостоятельного значения в качестве нормативного регулятора, поскольку, отвечая на вопрос, какой закон надо применить к нормируемым отношениям, они не дают ответа на вопрос, как эти отношения регулируются. Собственно же пространственные коллизионные нормы обладают всеми признаками обычной уголовно-правовой нормы, только их содержание образуют положения как национального, так и иностранного закона или внутригосударственного и международного права. Именно поэтому они и являются