Для обоснования диаметрально противоположных позиций авторы зачастую используют одни и те же факты, но дают им различное толкование.

В качестве наиболее частого аргумента приводится летописный рассказ об изгнании Всеволода из Новгорода в 1136 г. Одним из пунктов обвинения, сопровождавшего изгнание, было то, что Всеволод «не блюдет смердов».[406] Многие ученые пытались оценить значение данного пункта. Одна группа авторов (С. М. Соловьев, Н. А. Рожков, Б. Д. Греков, М. Н. Тихомиров, В. В. Мавродин, В. Т. Пашуто и др.) предполагает, что наличие этого пункта в обвинении свидетельствует об активном участии смердов в событиях 1136 г. Другие авторы (Д. А. Введенский, Л. В. Черепнин, В. Л. Янин, И. Я. Фроянов) оценивают участие смердов в вече как весьма проблематичное или невозможное. Заботу веча об их благосостоянии они объясняют исключительно экономическими интересами государства: «смерды обязаны были платить дань и отправлять другие повинности в пользу новгородской общины».[407] Следует учесть, что в другом варианте летописи формулировка обвинения несколько иная: «почто не блюде чреных людей».[408] Если сравнить оба варианта, придется признать, что летописец не видит разницы между «черными людьми» и смердами, а ведь «черные люди», согласно документальным данным, были активными участниками веча.

Второй аргумент – заявление князя Олега: «несть мене лепо судити епископом, или игуменом, или смердом нашим бояром».[409] Называя своих бояр смердами, Олег, по-видимому, желал не только оскорбить их, но и напомнить им об их зависимости от князя. Приняв во внимание данный факт, отличительной чертой статуса смерда действительно можно считать его зависимое положение. Но в другой версии летописи фраза Олега звучит несколько иначе: «Несть мене лепо судити епископу, ли игуменом, ли смердом».[410] И. Я. Фроянов и А. Ю. Дворниченко видят в ответе Олега намек на демократические элементы, поэтому Олег и «уподобил их смердам».[411] Но если предположить, что Олег упомянул смердов не в качестве оскорбления, то факт, что смерды помещены в один ряд со священниками, делает их статус ближе к свободным, а не к холопам.

Третий факт – описание событий 1016 г. Победив в борьбе за киевский стол, «начя Ярослав вои делити, старостам своим по десяти гривен, а смердом по гривне, а ноугородцем по 10 гривен…».[412] А. А. Зимин, исходя из высокой оценки ратного труда обыкновенного новгородца по сравнению со смердом, делает вывод о «социальной неполноценности» последнего.[413] Но нельзя забывать, что именно новгородцы были главной движущей силой в описываемых событиях, поэтому 10-гривенную награду можно расценить как признание их заслуг. Кроме того, если считать смердов несвободными, оплата их трудов вообще не поддается объяснению.

Некоторые документальные данные свидетельствуют о политической активности смердов. Например, в 1159 г. смерды поддержали претензии на перстол Ивана Берладника,[414] а московский летописец сообщает, что в 1471 г. партия Борецких наняла смердов, чтобы они поддержали их идею союза с Литвой. Кроме того, смерды были составной частью ополчения земли и в этом качестве, безусловно, имели политический вес.

Вопрос об участии смердов в вече и, следовательно, в выборах нуждается в дополнительном исследовании, поскольку ответ на него напрямую зависит от определения их социального статуса (по поводу чего в настоящее время единого мнения нет ни у историков, ни у государствоведов).

Анализируя социальные характеристики веча, необходимо рассмотреть проблему участия в нем лиц духовного звания. О том, что это спорный вопрос, свидетельствует наличие неоднозначных фактов и диаметрально противоположных мнений.