Лена села с тем же спокойно суровым лицом.

– Как на работе? – спросил Ален.

– Никак. Пришла, посидела, ушла. У тебя что?

– Да у меня тоже особо ничего нового. Без учеников мало что происходит. Один мальчик только приходит – к выставке с ним готовимся.

– Летом?

– Да, немножко заранее. Пока не очень серьёзно. Основная работа с сентября будет.

– Ну что, классно. Поставляешь новой родине новые таланты. Не зря гражданство давали.

Ален, шутя, вытянул руку и повернулся в профиль – вроде памятника. Девушка улыбнулась:

– Когда твоим именем школу художественную назовут?

– Не буду торопиться, такие дела обычно посмертно совершаются.

Лена потеплела: оживилась, заговорила быстро, помогая голосу мимикой и жестами. Ален подбородком указал на неубранную кастрюлю с супом, Лена, не прекращая говорить, кивнула.

Когда Лена приходила в доброе настроение, Ален словно встречал на вокзале родного человека после долгого стояния на ветру. Он радовался встрече, и не думал упрекать её за то, что другие проворные пассажиры оттеснили её в дальний конец вагона. Звякнула микроволновка и Ален поставил тарелку перед Леной.

Лена зачерпнула ложкой, но, поднеся к губам, плеснула обратно.

– Холодный!

После ужина, вечером, Лена неожиданно спросила:

– А ты не хочешь в Казахстан съездить?

– Почему ты спрашиваешь?

– Ну, почему нет? Что я за жена – никогда твоих родственников не видала! Ты, наверно, встретиться хочешь? Ну, и там романтика, заграница.

– Вряд ли тебе эта заграница понравится – пыльно и скучно. Как в Уварово, только жарче.

– А как же родственники – грустят, что меня никогда не видели!

– Это точно, – ласково улыбнулся Ален, – но с дядей мы после бабушки и не общались ни разу. У мамы своя семья… Хотя мама, конечно, хотела бы тебя увидеть.

Лена помолчала.

– А отец? Ты его так и не видел здесь?

– А я и не пытался. Это бабушкина была идея – в его город ехать учиться, мне всё равно было. Зато я тебя встретил здесь!

– Даже странно…носим с тобой фамилию человека, может, по сто раз видим его на улице – а не знаем.

– Мне почему-то кажется, что его уже нет здесь. А может и родом он был не отсюда, мама перепутала что-то. А фамилия неплоха – Ален и Елена Казаковы! Как?

Лена уткнулась Алену в живот, обхватила двумя руками за талию и начала раскачивать, бормоча:

– Ты чего какой хороший? Почему ты такой хороший?

Ален закрыл глаза и улыбался.

Имя ему выбрала мама, восемнадцатилетняя Мадина, но фамилия и отчество были от русского отца. В России Казаков Ален Юрьевич не звучал иностранцем, шутили только над любовью его родителей к кино. Внешность у него не привычно казахская: тёмные волосы и широкие брови, стоящие высокими арками и лихо закрученные на переносице, но глаза миндалевидные зелёные. Лена же была кареглазая, смуглая и если отдалённые знакомые слышали что-то про Казахстан, то относили это к Лене, а не Алену. Детство его было счастливым; незамужняя беременная Мадина осталась с родителями, и хотя её отец бушевал, узнав обо всём, после девушку ни разу не попрекнули. Только старший брат Мадины, считавший себя националистом, остался холоден к на половину русскому племяннику, забыв собственную русскую бабку – мать отца. Словно назло брату, спустя шесть лет после рождения Алена, Мадина вышла замуж за русского, переехала в Астану, и родила ещё двоих детей. Ален оставался с бабушкой и дедом, пока они в один год не ушли; в тот же год Ален уехал учиться в Россию.

Всю ночь ему снился Кульсары, принимавший почему-то облик Тамбова. Когда он проснулся, в комнате было темно. Ален дотянулся до телефона, на экране высветилось 9.10 – мрачный дождливый день не проникал за плотные шторы. Суббота, не нужно было никуда идти, но он тихонько поднялся.