Шаркая тапками, сжимая в морщинистых руках трёхлитровую банку с водой, она идёт в зал — её обитель.

Разуваюсь и заглядываю к ней. Старуха двигает к телевизору табуретку, накрывает её кружевной салфеткой, а сверху ставит банку. С вечера к утреннему телесеансу Чумака готовится.

— Баб Нюр, почему мой чемодан в коридоре стоит? — спрашиваю вежливо, хотя хочется назвать её собакой женского пола.

— За комнату не платишь — значит, съезжаешь. Я предупреждала.

— Ещё два дня до оплаты, если что, — скрещиваю руки на груди.

— Так у тебя денег нет. Сама говорила — зарплату не дают.

И что? Я же в прошлом месяце заплатила. Логика у бабы Нюры железная, конечно.

— Есть деньги, — расстёгиваю сумочку и опрометчиво достаю «котлетку», которую мне дал Миша.

Бабка вгрызается алчным взглядом в купюры. М-да, маху я дала, конечно. Но думать об этом поздно. Отсчитываю сколько положено и кладу деньги на комод.

— Я вам денежки принёс за квартиру за май, — хлопаю ладошкой по лакированной поверхности.

Баб Нюра слюнявит палец, пересчитывает:

— Мало.

— Чего это? — у меня брови ползут вверх.

— Инфляция, — старуха светит зубными протезами — улыбается. — И вообще, давай, за три месяца вперёд.

— Харя не треснет?! — не выдерживаю. — Прости хоспади…

— Не хошь — как хошь, — бабка кривится. — Чемодан уже собратый.

Деваться мне конкретно некуда. Родни в городе нет, а единственный друг — Миша — хоть и не прогонит, но тоже не вариант. У Иваныча вечно бабы в хате и братва наездами. Теперь вон ещё и стреляют прямо в подъезде. И вообще в этом районе всё как надо — ветлаборатория под боком, больница, где я затариваюсь по блату медикаментами для калымов. Можно, конечно, плюнуть — послать эту суку к едрене фене и уехать к бабуле моей в деревню жить. Но там сейчас такое болото, что даже самый трезвый язвенник забухает.

«Хошь не хошь», а придётся пойти на условия шантажистки. Отдаю бабе Нюре почти всё, что сегодня заработала, и с грустью смотрю на остатки денег — не разгуляешься, и это ещё мягко сказано.

***

Два дня спустя.

В понедельник с утра пораньше меня ждёт новый сюрприз от бабы Нюры. Пока я собираюсь на работу, она трещит с подругой по телефону, и из этого разговора становится ясно, что скоро у меня появятся новые соседи. Старуха решила переехать на дачу до осени, а комнату свою сдать. Кому-нибудь.

Сижу в кухне за столом, нервно грызу бублик, запиваю горячим чаем и жду, когда она трубку положит.

— …Всё, Васильна, сериал смотреть пойду. Не хворай.

Пора.

Отодвигаю чашку, встаю и, выдохнув, иду брать крепость.

Старуха уже устроилась в кресле перед телевизором. Вот-вот сериал начнётся.

— Я тут случайно услышала, что… — мнусь на пороге зала. — Что вы собираетесь эту комнату сдать.

— Собираюсь, — баб Нюра зыркает на меня злыми выцветшими глазами. — Тебе что с того?

— Есть уже кто-то на примете? — интересуюсь аккуратно.

— Объявления по району расклею, найдётся жилец. Недорого сдам.

Угу, по району объявления она расклеит… У нас рынок под боком, а на рынке цыган вагон и маленькая тележка. Вот кому всегда угол нужен. Снимать придут двое, а по факту заселятся десять. И цыгане — это ещё не самый плохой вариант. Кроме них есть ещё алкоголики и наркоманы, которым комната недорого может оказаться по карману.

— Не боитесь, что обворуют? — давлю на её жадность.

— Я старая, да не дура, — хмыкает бабка. — Ценные вещи к Васильне снесу, а деньжата у меня и так в надёжном месте.

Зараза.

— А если новые жильцы квартиру загадят?

— Я всё одно по осени ремонт делать собралась. Пущай гадют.

Обо мне баба Нюра не печётся — это понятно. И совести у неё нет. Зато квартира двухкомнатная имеется. Недвижимость — страшная сила.