А я хотела неба. Яркого, бирюзового утром и королевского синего по вечерам. Малиновый закат перед сном и соленый запах моря. Много-много изумрудной зелени. И чтобы босиком пробежать по кромке моря и упасть в горячие любимые объятия. Которые я сама выберу. Я представила, каково это, когда мужчина приятен, когда его руки не вызывают отторжения и желания спрятаться, когда тебя укутывают теплом внимательные ласковые глаза, которые смотрят на тебя не оценивая как матку-инкубатор, не просчитывают выгоду от возможности иметь детей, а которым просто не все равно, как прошел твой день, важно, что делает тебя счастливой, горячие губы на залитой слезами щеке… Яркие, синие, а еще лучше зеленые глаза… при мысли о зеленых глазах по спине побежали мурашки… Я зажмурилась и улыбнулась. Как же там хорошо… В этом несуществующем мире, в этом чудесном воображаемом дне… Я хотела быть счастливой.

– Какая прекрасная у тебя улыбка, Ая. – буквально шарахнули меня об землю слова неожиданно близко стоящего рядом Виктора.

Я судорожно соображала, что он может делать рядом с моим домом, ведь свидание еще только завтра. Но тем не менее, вполне себе реальный Виктор, одетый с иголочки в идеально сидящий на нем костюм и с букетом цветов, стоял передо мной, возвращая в низко висящее серое небо все мои глупые девчачьи мечты. Его руки, держащие безупречно свежие алые цветы были совсем не теми, в которых я хотела бы оказаться.

– Здравствуйте. Я просто задумалась. – промямлила я, опуская глаза в землю. – У меня скоро практика, там интересные материалы, аномальная зона, размышляю, как писать проектную работу, столько планов…

– А я решил не ждать завтрашнего дня и приехать сегодня. Удели мне всего полчаса? Я и сам очень занят, так что надолго не отвлеку тебя. – он обаятельно улыбнулся и протянул мне цветы. – Ну пожалуйста. Мне стоило большого труда выкроить полчаса в середине рабочего дня.

Расчет был верным. Полчаса – это ведь недолго, потому не страшно, улыбка такая виноватая и обаятельная. Я вдруг поняла, что стала на ходу понимать все его просчитанные действия. И отчетливо увидела, что его улыбки механические, в глазах ничего не отражается, как бы он не пытался. Но, с другой стороны, он ведь ничего такого не сделал. Всегда вежлив, с ним интересно, ни на чем не настаивает. Пока. С чего вдруг у него в глазах должно быть еще что-то, мы знакомы всего-то неделю. Наверняка я делаю выводы, не разобравшись.

– Конечно, Виктор, почему бы и нет? – и неуверенно улыбнулась, решив, что чем раньше мы со всем покончим, тем лучше.

– Тогда присаживайся в гравилет, тут недалеко лететь. Ты не голодна?

Я не была голодна. Я была в растрёпанных чувствах и направляла теперь все усилия на то, чему учил меня отец – держать себя в руках. Получалось плохо. Щеки алели, руки дрожали. Виктор, сделав шаг в мою сторону, небрежно выверенным движением подал мне руку.

– Ну же, Ая. Я не кусаюсь. Просто поговорим. Тебе ничто не угрожает, поверь, со мной ты точно в полной безопасности.

«Уж конечно. В полной безопасности. Все, кроме моей свободы и моей матки».

Легко коснувшись его по-прежнему холодной и влажной ладони, я села в явно очень дорогой черный гравилет. Кабина была дорогой и продуманной анатомической капсулой, в которой можно было делать, наверное, все – и спать, и жить, и работать. И изнасиловать кого-нибудь тоже. Фу, ну откуда такие мысли? Впереди отгородился раздвижной стенкой водитель, Виктор присел рядом. На расстоянии. Ненавязчиво. Не касаясь коленями, благо размеры позволяли. Гравилет, мягко оттолкнувшись от земли, плавно заскользил над асфальтом. Мы поднялись над кварталом, чуть нависая над серыми коробками домов, мой район хоть и был приличным, но не слишком богатым, в таких жили только семейные пары с детьми или крупные шишки).