– М-дя…– только и смогла выдавить я. – Затюкали девочку.
– Подумайте, леди, вы поедете ко двору. Если избранная принца не вы, то, по крайней мере, познакомитесь с кем-то из придворных. И второй совет: странное поведение списывайте на шок и потерю памяти. Простите, но мне пора, – маг изящно поклонился.
«И чего же ты, горе-маг, раньше не предупредил. Я бы руки не распускала. Наверно», – загрустила я, снова оставшись одна.
Мачеха обозвала меня уродиной, а я молча сносить гадости не привыкла. Однако лично сгинуть в лесу не хотелось. Так, размышляя – гордость или жизнь, и просидела до вечера.
В коридоре послышался чеканный стук каблуков, затем дверь с противным скрипом отворилась, и в комнату вальяжно, будто богиня, в руках которой моя жизнь, вплыла мачеха. На ее надменном лице играла пренебрежительная ухмылка…
«А, вдруг, это она приложила руку к исчезновению Кризель?» – закралось подозрение. Только подслушанная фраза, что она жалеет золотые, заплаченные магу, и надежда, что могу принять участие в отборе и, если повезет, стать невестой принца – хоть как-то приободряли.. Вот если побежу, победю… короче, получу принца – все припомню! Но дожить бы до того дня.
Превозмогая гордость, я пропищала:
– Простите, леди Аурила. Не знаю, что на меня нашло. Наверно, это из-за страха, ведь в лесу было так страшно… – попыталась пустить скупую слеза, да фигушки, не вышло.
Тетка скривила губы, склонила голову и, с щелчком сложив роскошный веер из пушистых перьев, процедила сквозь зубы:
– Ненавижу лгуний!
Она впилась в меня взглядом, ожидая, что я покраснею и выдам себя, но на моем лице не дрогнул ни один мускул. Опаздывая на работу, я начальнику еще и не такие жалостливые истории рассказывала.
– Как же я могу, леди Аурила, лгать, если почти ничего не помню. Только темный лес перед глазами, как плутала, а потом нашла ягодный куст. В животе так урчало… – состроила печальную мордочку, – съела пару ягод – и рассудок помутился. Едва в обморок не упала. Остальное помню смутно.
– Наверно, голодала? – съязвила мачеха, брезгливо оглядывая мою фигуру.
Прошел лишь день, а я ее ненавидела всеми фибрами души. Моя фигура мне нравилась, поэтому пусть издевается, сколько влезет. Чихала я на ее злые уколы.
– Это проклятье, – вздохнула я и потупила взгляд.
– Да?! И какое? – продолжала ерничать «леди Дурила», однако по глазам чувствовалось, что она насторожилась.
– Потеряв сознание, я была словно в бреду и помню только… Не знаю: сон – не сон, но надо мной склонилась старуха и потребовала, чтобы я согласилась отдать тело.
У Аурилы от моих врак округлились глаза. Да, сочиняла я складно, быть может, перегибала палку, но когда сидишь в комнатенке, взаперти, почти как в тюрьме, и даже служанки от жалости к тебе рыдают – еще не так заливать начнешь.
– Она так смотрела! Так смотрела! Я думала: умру от страха! – я сжала подол сарафана. – Пальцем пошевелить не могла. А чутье подсказывало: нельзя соглашаться. Старуха и так, и эдак – я ни в какую. И тогда она рассвирепела и как завопит: «Так пусть ни мне, ни тебе не достанется. Нечего было мои ягоды магические есть! Кожа невыносимо зачесалась, и я начала пухнуть…
Про пряничный домик промолчала. Неадекватная тетка и два ее слуги за дверью, что притащили меня сюда, резко убавляли желание шутить и язвить. Все-таки хотелось пожить. И желательно долго и без крупных неприятностей.
– Тогда, если принять твои слова за правду… – мачеха недоверчиво прищурила карие глазки. – Как же тебя людям показывать? Позор – да и только! Ты похожа на дородную селянку! Ни одна леди из приличной семьи не посмеет в таком виде предстать перед принцем и королевой-матерью. А если учесть, что после встречи с колдуньей, стала еще и полоумной, может, мне и рисковать не стоит? – ее тонкая подкрашенная бровь изогнулась. Если Аурила думала, что кинусь к ее ногам и начну умолять – она ошиблась.