Я несколько раз заглядывал в викин блог в инстаграме. Между нами говоря, являть Вике, как и тысячам ее сверстниц, было особенно нечего, кроме цветущей юности, претендующей на загадочность. Однако, найдите мужчину под пятьдесят, который без удовольствия поглядывал бы на фотографии юных дев с правильно акцентированными линиями!

Скажу честно – на линии Вики я поглядывал анонимно, на профиль ее не подписывался и лайки не ставил. Делал я это из соображений педагогической корректности, ведь Вика училась в моем институте. Я, правда, читал ее группе лишь один курс лекций, поскольку она числилась не на факультете искусствоведения, деканом которого я был, а на факультете «Связи с общественностью» или на иноязычный манер «PR менеджмент».

Связь этой специальности с культурой оставалась загадкой даже для преподавателей. Однако связь культуры вообще с этим городом была еще меньше, поэтому решено было завести в институте хотя бы какое-то современное и актуальное направление. Во всяком случае, когда определялась викина послешкольная судьба, в названии этого факультета ее родителям послышалась какая-то будущность.

Ее мама даже предприняла некоторые усилия для того, чтобы Вика благополучно поступила. В частности, она тщательно изучила разнообразные бумаги на стендах приемной комиссии, встретила там знакомую фамилию и подумала, что этот человек мог бы оказать содействие, как старый знакомый. Фамилию она нашла, разумеется, мою.

Марина, училась в той же школе, что и мы с Толиком, но была на год нас младше. У нее были от природы светлые волосы, правильные черты лица, серые с оттенком голубого глаза и прямой нос, чуть-чуть широковатый в переносице, что ничуть ее не портило, а только придавало пикантности.

Я танцевал с ней пару, может, тройку раз на школьных дискотеках. Она была довольно высокой, хорошо сложена и очень легко и послушно двигалась. Я не преувеличу, если скажу, что она была самой красивой девочкой не только в своем классе, но и во всей старшей школе, только об этом никто не знал. В первую очередь потому, что об этом не знала она сама.

Если у ее дочери Вики в центре любой мысленной картинки всегда находилась сама Вика, то Марина на своих картинках просто отсутствовала. Никогда она не видела себя мысленно со стороны, что-то делающей или находящейся в какой-то ситуации. Потому она и не знала, что вообще надо как-то выглядеть. Разумеется, она бывало разглядывала себя в зеркале, понимала какую одежду по какому случаю надеть, но понимала это только умом и по необходимости. Никакой тяги к выбору наряда она никогда не ощущала, никакой радости или огорчения от одежды не испытывала, что уж говорить о макияже!

По той же причине – собственному отсутствию в своих мысленных картинах – Марина не имела и желания вмешиваться в окружающую жизнь. Если ее там нет, то не очень-то много от нее зависит, не правда ли? Она делала то, что полагалось делать, а жизнь сама по себе шагала рядом, не обращая на Марину особого внимания.

Вместе с жизнью мимо Марины прошагал и я. А ведь я-то знал, что она самая красивая девочка в старшей школе! Знал неясно, неотчетливо, ни разу не обозначив этого какими-либо словами не то что вслух, а даже в предсонных мыслях, но ведь знал! Утешает лишь то, что только со временем я узнал, что знал это с самого первого танца. Проходили годы, случалось всякое, я успел жениться и развестись, но не встретил ничего сравнимого с удовольствием от ее легких и послушных движений и со своим душевным томлением от дружелюбного взгляда чуть широко расставленных серых глаз. Может, столь волшебна была Марина, хотя, скорее, это всего лишь острота юношеских впечатлений.