Св. Григорий Нисский учит о невидимости Божественной природы, о непознаваемости Бога и о непостижимости Его сущности. Но св. Григорий говорит не просто о «не-ви́дении», но о «ви́дении в не-ви́дении», и это потому, что тайнозритель-мистик – а прообразом мистика Григорий считает Моисея – может «пытливостью разума проникнуть в незримое и непостижимое, и там – увидеть Бога»[102]. Это напряженное, парадоксальное соотношение познания и не-познания, света и тьмы как раз и должна выразить икона Преображения.

Не на всех изображениях Преображения Господня мы видим яркие лучи света, бьющие из темного центра, как на упомянутой синайской мозаике, на воспроизводимой нами новгородской иконе Преображения XV в. (ил. 1) и на многих других иконах Преображения. На синайской мозаике эти лучи широкими полосами охватывают пророков Ветхого и апостолов Нового Завета. На новгородской иконе золотые лучи сияют из тьмы, и три широких столпа света настигают учеников, распростершихся на земле. На новгородской иконе Преображения XV в. пророкам Моисею и Илии позволено даже вступить в сияние Христа. Еще яснее этот характерный признак виден на традиционной иконе Воскресения (ил. 2). Христос вторгается в царство смерти, попирает разбитые врата адовы и из гробов привлекает к себе Адама и Еву, а с ними и все человечество, – Он допускает их вступить во внутренний, темный ореол, или мандорлу, и этим позволяет причаститься к Своей славе[103].

Синайский образ был написан за много веков до споров, которые потрясали Православную Церковь Византии в XIV в.; новгородская икона моложе синайской почти на тысячу лет, и она уже отражает их влияние. Я имею в виду исихастские споры, разгоревшиеся в связи с истолкованием природы света Преображения Господня на горе Фавор. Афонские монахи усматривали смысл своей молитвы в ви́дении Фаворского света. Он становился им доступен в покое (исихии) созерцательной молитвы, состоявшей у них в постоянном призывании имени Иисуса. Тот свет, который они видели в мистическом светозрении, был, по их мнению, светом нетварным, истекавшим из самого Бога[104]. Происходивший из Калабрии греческий монах Варлаам[105] отвергал взгляды исихастов и в противоположность им утверждал абсолютную трансцендентность Бога. Фаворский свет, по его мнению, – это тварный свет; иначе он был бы самим Богом, и в таком случае его видеть было бы нельзя.

Против Варлаама выступил св. Григорий Палама (1296—1358), в дальнейшем архиепископ Солунский. Продолжая линию православного богословия, восходившую от великих каппадокийцев, особенно от Василия Великого (329—379), через Дионисия Ареопагита[106] к Симеону Новому Богослову (ок. 949—1022), св. Григорий стремился отстоять истинность ви́дения Фаворского света в исихастской молитвенной практике. Он высказал два парадоксальных суждения. Первое: Бог – совсем-иной, трансцендентный, абсолютно непостижимый, и пред Ним даже серафимы покрывают свои лица, ибо и они не постигают Его во всей глубине. О подобной непостижимой сущности Божией говорит апостол Иоанн: «Бога никто никогда не видел» (1 Ин 4:12). Второе суждение таково: как раз Сей абсолютно трансцендентный, совсем-иной, непознаваемый Бог позволяет Себя познавать. Поэтому тот же самый апостол Иоанн мог сказать: «Увидим Его, как Он есть» (1 Ин 3:2)[107]. Бог реально позволяет причаститься к Своей жизни и при этом дарует не просто нечто от Себя, а Себя Самого. Поскольку Бог присутствует в Своихдействованиях, «Его и можно познать в них, причем целиком (δλος), а не отчасти, как если бы кое-что от Него оставалось сокрытым (άμερώς)»