Острый краешек месяца вдруг пропал на миг, а затем появился опять, и по этому необъяснимому мерцанию Горихвост смекнул, что ворон уже над его головой, и его крыло застит свет.

– Ах ты, тварь! – непроизвольно вырвалось из вурдалаковой глотки.

– А вот и волчище! – обрадовался Хорохор, резко спикировал, и попытался попасть клювом Горихвосту по черепу.

– Ай! Зачем так сильно клюешься? – с притворным испугом взвопил Горихвост.

Хорохор самодовольно закаркал, взмыл в воздух и заложил над его головой вираж.

– Не смей! Мне же больно! – продолжал завывать Горихвост.

Хорохор навострил клюв, нацелился ему в темя и впал в крутое пике.

– Нельзя же так! Это уже ни в какие ворота! За что мне? – голосил вурдалак, краем глаза высматривая темный силуэт ворона, мелькающий на фоне звезд.

Хорохор подлетал к земле. Его железный клюв готов был впиться в вурдалачий загривок, покрытый густой шерстью. Дождавшись, пока падение ворона станет неотвратимым, Горихвост извернулся и отпрянул в сторону. Хорохор пролетел мимо и вонзился в кочку. Столкновение ошеломило его, но Горихвост для верности еще и прихлопнул его ладонью. Загрубевшие пальцы ухватились за птичий хвост и выдернули клок лоснящихся перьев.

От боли ворон попробовал разразиться оглушительным граем, но сквозь ушедший в землю клюв донеслись только истошные хрипы.

– Вот и курочка нам на ужин! – хищно осклабился Горихвост и выдернул ворона из кочки.

– Я не курочка! – слабо запротестовал Хорохор.

– И то правда! – откликнулся Горихвост, сжимая его в руках. – Что тут жарить? Одни жилы да кости. И укусить не за что.

– Меня? Жарить? – зашелся от возмущения Хорохор. – Да ты знаешь, что вороны – самые умные существа в природе? Мой выходящий за границы воображения разум, моя тонкая, чувственная душа – для тебя просто еда? Да ты зверь!

– Верно, зверь! – довольно проговорил Горихвост. – А ты – птица. Я тебя в гости не звал – ты сам на меня налетел. Вот теперь и узнаешь, кто из нас двоих хищник, а кто – добыча.

Он нарочно разинул рот и сделал вид, что собирается заглотить ворона целиком. Хорохор впал в панику, судорожно затрепыхался и попробовал вырваться, однако ладони вурдалака сжимали его слишком цепко.

И тут в глаза Горихвоста ударил ослепительный огненный сполох. Пылающая стрела упала с неба и вонзилась в землю прямо перед его носом. От неожиданности Горихвост выпустил ворона из ладоней.

Хорохор тут же взмыл в воздух, неловко маневрируя драным хвостом. А огненные стрелы уже летели одна за другой, и каждая норовила лечь так близко к разметавшейся вотоле Горихвоста, что он чувствовал жар, исходящий от искрящихся наконечников.

– Надо же, как вы не вовремя! – сгоряча сказал он.

И тут же почувствовал, как в макушку его ударило что-то острое и очень жесткое.

«Стрела! – мигом пронеслась мысль. – Прямо в голову! Неужели пробила?»

Однако соображалка продолжала работать, мысли не путались, сознание не выключалось. «Что это за стрела, которая меня даже не вырубила?» – подумалось ему. Он поднял глаза и увидел Хорохора, с победоносным видом парящего прямо над ним. Заметив изумленный взгляд вурдалака, ворон с торжествующим хрипом заграял:

– Так тебе! Я отомстил!

– Это ты меня клюнул? – вышел из себя Горихвост.

И тут новая вспышка едва не прожгла суму, перекинутую через его плечо. «Длака! Только бы ее не задело!» – мигом сообразил он. Ему стало не до дурного летучего крикуна. Он подхватил суму и бросился в сгущающиеся сумерки, где едва виднелась колышущаяся на ветру Мокушина береза.

– Он тут! Я слежу за ним! Пли! – хрипел над его головой Хорохор.

Горихвост попытался разглядеть, откуда несутся стрелы. Ветра овевали Девичье поле со всех четырех сторон света, и только поодаль, у околицы Грязной Хмари, что осталась за спиной, да перед господской усадьбой, огоньки которой проглядывали по правую руку, темнели заросли кустарника и одинокие купы деревьев. Впереди и чуть слева простор загораживали невысокие холмики, за которыми спряталась Курдюмова мельница.