– Ты уж не обессудь, но драться с погаными мракобесами – не по моей части, – опустил глаза Курдюм.

– Так и есть. Я на тебя не в обиде, – потрепал его по плечу вурдалак. – Мстить за кровь – дело родственное, тут мне никто не помощник. Это дело я должен сам до конца довести.

– Эй, волчок! – раздался звонкий девичий голос. – Тут твоя малолетка пришла. Чего не встречаешь?

– Приходи годика через три – встречу, – отозвался Горихвост.

– Через три годика ты будешь уже старичком.

– Этот старичок тебе такого перцу задаст, что ты мать родную забудешь.

– Ой, смотрите, как расхрабрился! Если ты такой храбрый – то выходи, потолкуем.

– А чего выходить? Пожалуй ко мне сама, – подозрительно ровным голосом откликнулся Горихвост.

Ворон, устроившийся в ветвях на безопасной высоте, аж зашелся от возмущенного грая.

– Вот я к тебе и пожаловала, – быстро нашлась царевна. – Три версты за тобой гналась, как простушка за иноземным принцем. Теперь твой черед мне на глаза показаться. Либо ты сдашься, либо я тебя продырявлю.

– Нам конец, – всплеснул пухлыми ладошками мельник. – Государи Вселенной, хоть я в вас и не верю, но молиться больше некому, так что спасайте меня, потому как окромя вас уже больше никто не поможет…

– Чего ж ты не стреляешь? – выкрикнул вслух Горихвост, и на этот раз в его голосе ясно звучала насмешка.

– А вот и стрельну, – нерешительно вымолвила Ярогнева и от досады закусила губу.

Курдюм высунулся из-за березы и с любопытством начал разглядывать, что происходит. Ночная тьма стала уже непроглядной, но тул с огненными стрелами в руках девы светил так, что она сама казалась пламенным существом из небесного мира. Одна из стрел лежала на луке, но спущенная тетива болталась, как будто охотница и не собиралась стрелять.

– А чего она? – поднял голову к Горихвосту Курдюм.

– Молчи! – ухмыльнулся тот.

Ворон сорвался с ветки и обеспокоенно закряхтел:

– Сдавайтесь! Вы посреди голого поля, деться некуда!

– У тебя в хвосте лишние перья? Лети ко мне, мигом поправим! – ответствовал вурдалак.

Ярогнева нерешительно остановилась в десяти шагах перед деревом.

– Горюня, чего ты? – дрожащим голосом зашептал мельник. – Она нас прямо тут и пожжет вместе с этой кривой березой.

Горихвост взглянул на него свысока и расхохотался:

– Вот ты других дурнями обзываешь, а сам ни бельмеса не смыслишь! Береза-то непростая. Это Мокушино дерево. В нем живут души умерших женщин, что служили Небесной Царице. Им тут и требы ставят, и одежку оставляют – смотри, сколько тряпочек и обрывков навязали на ветки. Ни один лесной брат, а тем более девка, на таком дереве даже листика не тронет – побоится причинить боль невинной душе. Оттого наша охотница и перестала палить.

– Ну так что – ты идешь? – с беспокойством выкрикнула Ярогнева.

– Размышляю, – нахально откликнулся Горихвост. – А пока отпусти моего дружка. Он-то тебе, чай, не нужен?

– Пусть проваливает, – гневно бросила охотница и начала теребить лук в руках.

Горихвост врезал Курдюму по затылку. Растолковывать тому было не нужно – мельник мигом взял ноги в руки и пропал в темноте. Ворон даже не посмотрел ему вслед.

– А теперь – выходи! – потребовала Ярогнева.

– Сейчас, в зубах веточкой поковыряюсь, – протянул Горихвост. – Зарезал в деревне овечку, а она, вишь, лярва, оказалась старой да жилистой. До сих пор во рту вязнет.

Он подобрал с земли сухую ветку и с громким хрустом разломил ее пополам. В ночной темноте за его движениями было не уследить, тем более, что разросшаяся на два ствола береза надежно скрывала его от глаз охотницы.

– Ты чего делаешь? – дрожащим голоском выкрикнула Ярогнева. – Прекрати портить дерево, или убью!