Лесоскладская улица – это парадокс, уютно расположившийся на границе условного благополучия и непривычной замкнутости. На первый взгляд, это была картинная открытка, иллюстрирующая идеализированную жизнь за чертой города. Дома стояли один краше другого: новые, ухоженные, с ухоженными газонами и аккуратными заборами, не оставлявшими места для сомнений в финансовом благополучии их обитателей. Это была маленькая «Рублевка», только в сельской местности, с тишиной, пронизанной звуками природы, а не шумом городских машин. Каждый дом словно соревновался с соседом в роскоши и уюте, представляя собой идеал загородной жизни. Блестящие крыши, отполированные до зеркального блеска окна, изысканные кованые ограждения – всё говорило о достатке и статусе жителей. Но эта внешняя идиллия скрывала в себе некую странность, некую непроницаемость, которая стала очевидна с самого начала. Даже собаки, жившие в роскошных конурах, хотя и встречали прохожих радостным лаем, казались какими-то отстраненными, словно не имея желания вступать в контакт. После бурного приветствия они снова уделяли внимание своим косточкам, остаткам от пиршества, что подчёркивало уровень жизни их хозяев. Это было богатство, окруженное невидимой стеной. Наш дом, маленький и похожий на барак, резко контрастировал с окружающей роскошью. Он выглядел так скромно, что я порой стыдилась спешить домой, стремясь как можно быстрее скрыться за калиткой. Страх быть осужденной, засмеянной или просто не замеченной – он всегда жил рядом. В этом и заключался парадокс Лесоскладской улицы: за фасадом богатства скрывалось удивительное безмолвие. За все время проживания мы не обменялись ни одним словом с соседями. Они были загадочными фигурами, плывущими в своем океане богатства и молчания. Эта необщительность поражала. Отец, в отличие от меня, видел в этом не проблему, а своеобразную особенность места. Он назвал Лесоскладскую улицу «своеобразным городом», и его оптимизм меня поразил. Его внезапное решение нанести визит соседям с тортом стало свидетельством его желания начать новую жизнь, но также и проверкой на прочность моего терпения. Я не люблю навязанные знакомства, напоминающие театральную постановку, но отказать отцу, в его редком приливе радости, я не смогла. Его улыбка стоила любых неудобств. Этот поход к соседям стал символом попытки прорваться через непроницаемый барьер молчания, попыткой установить контакт с загадочными жителями Лесоскладской улицы. Поход, который стал не просто визитом вежливости, а метафорой поиска связи в мире внешнего благополучия и внутреннего отчуждения. И хотя результат остаётся неизвестным, сам поход стал важной вехой в новой жизни отца, а затем и в нашей собственной.
Солнце пекло нещадно. Я продолжала выщипывать сорняки у забора, пока отец, бурча себе под нос что-то про бесконечные дела, забежал в дом. Через несколько минут, он выскочил, словно пружина, и сунул мне в руку пару мятых сотенных купюр. "На тортик, – буркнул он, – только быстрее возвращайся, мне еще розы подвязывать нужно!" Этих денег, я знала, должно было хватить на самый вкусный тортик в кондитерской на углу, тот самый, с клубничной начинкой и шоколадной глазурью. Мечты о сладком лакомстве заставили меня забыть о жаре. Я быстро отыскала в шкафу свою любимую футболку с изображением кота и потертые джинсы. Быстрая смена одежды – и я уже на улице, робко открываю скрипучую калитку. Оглядываюсь по сторонам – пусто. Только бабушка Агафья, как всегда, копается в своем цветнике, не обращая на меня никакого внимания. С облегчением выхожу за ворота, чувствуя себя настоящим агентом 007, отправляющимся на секретную миссию за тортом. Не успела я пройти и десяти шагов, как услышала злобное тявканье. Из-за кустов выскочил рыжий комок шерсти – трусливый соседский пес, прославившийся на всю улицу своим громким лаем и… полным отсутствием агрессии. Он пробежал вокруг меня, издавая угрожающие звуки, но, заметив мой спокойный взгляд, сразу же сжался и забился под куст сирени, изредка показывая свой белоснежный хвост. Я даже не остановилась, продолжая свой путь. Этот пес был самым безобидным существом на свете, хотя и обладал репутацией свирепого пса-охранника. Его "страшные" атаки, как правило, заканчивались бегством в самое укромное место. Дорога до магазина казалась бесконечной. Солнце нещадно жгло кожу, и я мечтала только об одном – скорее бы купить тортик и вернуться домой. В голове рисовались картины: я сижу на веранде, поглощаю сладкий десерт, а отец с удовлетворением смотрит на свои ухоженные розы. "Надеюсь, он успеет привести сад в порядок до моего прихода, – думала я, притормаживая шаг, – а то мне придется жариться на солнце еще дольше, чем планировалось". Я представила, как отец бормочет что-то себе под нос, подвязывая розы. Его широкие плечи напряжены от напряженной работы, лицо загорело под жгучими лучами солнца. А затем он улыбается, увидев меня с тортиком. Эта мысль придала мне сил, и я ускорила шаг. Даже тень от высокого тополя казалась божественным даром в это жаркое послеобеденнее время.