– Ну, перестань злиться. Глупо же! Понимаю, если бы я наоборот сказал, что мы едем в Тмутаракань на неизвестное время. А тут, говорю, что кончилась наша каторга…

– Значит, для тебя эти годы были каторгой?!

– Свет, ну я не так выразился, не цепляйся к словам. Меня в корпорации даже к награде хотят представить за такое длительное несение трудовой вахты. Тоже, между прочим, не просто так. Все же понимают, что нормальные люди в таких условиях долго жить не могут.

– Твоя семья – это люди ненормальные, – пожала плечами Света. – Так там и передай, в своей корпорации.

– Светка, а мы с тобой ссоримся, – удивленно глядя на жену, проговорил Павел. – Никогда не ссорились еще, а тут… и из – за чего…?

– А это, Пашенька, городская жизнь. Тут все ссорятся, ругаются, даже изменяют друг другу. И мы такими будем.

– Я не хочу, – подойдя к жене и крепко обняв ее, прошептал Павел. – Ну, давай я попрошу, чтобы нас оставили там еще на три года. Ты будешь рада?

– Мам, мне сегодня учительница три пятерки поставила с восклицательными знаками, – в комнату вбежала Маришка и с интересом посмотрела на родителей.

Света с Павлом так и стояли, обнявшись, и с улыбками смотрели на свое белоголовое чудо с красным бантом, повязанным любящей бабулей. Бант съехал на бок, белые волосы торчали в разные стороны тонкими прядями, и Свете дочка так напомнила Павла, когда он еще был курсантом.

– Ну! Я же жду! – напомнил о себе ребенок.

– Чего ты ждешь? – удивились родители.

– Как чего? Восторгов, радости, подарков! Дочка – круглая отличница, а они стоят как вкопанные.

– Мариш, ты молодец, конечно! Но круглыми отличниками называют тех детей, которые заканчивают на пятерки целый год. Сможешь продержаться год на одних пятерках?

– Целый год? – задумалась девочка. – А год это много?

– Учебный год – это девять месяцев, не считая осенних, зимних и весенних каникул.

– Ну, не знаю. Слишком, уж, это долго – девять месяцев. А за три пятерки мне ничего не полагается?

– За пятерки я тебя расцелую, а в кафе свожу вас с мамой просто так. Идет?

– В кафе? С настоящими пирожными? Конечно, идет, даже бежит!

– Мариш, а ты бы хотела все время ходить здесь в школу, как другие дети? – пристально глядя на дочь, спросила Света.

– А ты опять уедешь к своим подругам?

– Нет, мы будем жить все вместе, но только здесь, без нашей тайги. Так бы ты хотела?

– Это было бы здорово! – запрыгала Маришка. – Все вместе, с бабушками и без тайги! Ура!

Василиса

Здесь, «через дорогу», был совсем другой мир – серый и призрачный. Там пахло кипяченым молоком и манной кашей, слышались детские голоса, смех и пение, – тут пахло лекарствами и старостью. По коридорам ходили, словно во сне, седовласые женщины, шаркая тапками. Тяжело опираясь на палки, вышагивали хмурые старики.

«Похоже, на один из кругов ада – содрогнулась Василиса. – Уж, лучше попы на горшках, чем это подобие жизни».

Она уже готова была развернуться, когда услышала приятный женский голос:

– Вы пришли, кого – то навестить?

В коридоре стояла высокая молодая женщина: светлые волосы подколоты в высокую прическу, на серое платье, закрывающее колени, наброшена пестрая шаль, туфли на устойчивом каблуке, как у пожилой тетки.

«Зачем она так себя старит? Лет двадцать прибавила. А ведь ей нет и сорока! И наряд такой откопала, не иначе, в бабушкином сундуке».

– Здравствуйте, я пришла узнать насчет работы. Может, вам нужны помощники?

– Конечно, нужны! А у вас медицинское образование?

– Нет, у меня консерватория.

– Ой, – девушка прикрыла рот ладошкой, но потом ее серые глаза просияли. – А знаете что, у меня есть полставки методиста по культурной работе! Деньги небольшие, да у нас больших и не бывает. Но вы можете взять еще и полставки уборщицы, если вы не против.