Потом, до вечера, Полина откровенно скучала. Смотреть телевизор ей было нельзя, телефоном пользоваться тем более. Так сказала медсестра.

Поэтому хоть выключенный телевизор и висел на стене в зоне видимости, телефон ей даже не показали. Полина вообще не знала, где находится ее телефон. Возможно, он выпал на тротуаре, на котором ее сбили.

Полина смотрела в потолок и пыталась собрать по крупицам все события предыдущего дня. Мысли все еще путались. Но одна мысль не давала ей покоя.

Полину никто и ни разу не назвал по имени и даже не спрашивал, как ее зовут. Поэтому Полина сомневалась, что эти люди вообще знают кто она. Да и нужно ли им это знать? Возможно, через–неделю другую ее уже не будет, и никому не будет важно, как ее вообще звали.

Полине стало грустно, что ее могилка в лесу так и останется безымянной. И туда никто не придет, кроме любопытных белок и безмозглых насекомых, которым будет не важно, как ее звали.

От этих мыслей у Полины потекли слезы, и она всхлипнула. Медсестра, сидящая в кресле в дальнем углу, сделала вид, что ничего не слышала.

Вечером, после ужина, опять пришел доктор. Он дежурно справился о здоровье у Полины, и о выполненных предписаниях у медсестры. Долго осматривал и ощупывал всю Полину и, кажется, состояние больной его удовлетворило. Или, по крайней мере, не обеспокоило.

Затем он ушел, и медсестра сменилась на другую, почти такую же девушку, Наталью. Полина задумчиво рассматривала новую тюремщицу, как она их, медсестер, уже называла про себя.

Полина пришла к выводу, что эту тоже разговорить не получится. Они все были одинаковые, в этой своей безупречности, отглаженной униформе и одинаково собранными волосами. Прямо как «степфордские жёны», подумалось Полине. Такие же скрытные.

Она решила, что утро вечера мудренее и решила поспать. Следующие несколько дней прошли одинаково уныло, и ничего нового не произошло. Ее кормили, лечили, за ней ухаживали. Только хозяин дома, в комнате, где лежала Полина, больше не появлялся.

***

Где–то через три–четыре дня, Полина не могла сообразить, сколько точно она уже находится в этой комнате, доктор сообщил ей, что острый период ее сотрясения миновал.

Он сказал, что теперь главное – правильная реабилитация и покой. Для этого ей уже не нужен медицинский персонал. Со всем этим вполне справятся люди, находящиеся в доме, которым он оставит рекомендации по приему лекарств, распорядку дня и богатой витаминами диете.

Полина смотрела на него обреченным взглядом, потому что понимала, что с уходом доктора уходят и дни, отмеренные ей для жизни. Конечно, никакой реабилитации не будет. Подлатали для вида и хватит.

Зачем накачивать ее витаминами? Чтобы ее румяная, здоровая тушка смотрелась веселее в сырой земле? Полина всхлипнула. Доктор воспринял это по–своему:

– Ты обязательно поправишься, – он по–отечески потрепал ее за плечо. – Динамика твоего выздоровления показала, что с большой вероятностью от твоей травмы не останется никаких последствий. Все будет хорошо.

Он поднялся со стула, который стоял около ее кровати, вежливо попрощался и ушел. Полина начала отсчет до того момента, когда за ней придут люди в черном, чтобы прервать ее столь короткую и не слишком яркую жизнь.

Через полчаса она довела себя до такой степени, что при звуке открывшейся двери так закричала, что вошедший человек от неожиданности буквально превратился в ледяную статую.

Затем, видимо оттаяв, вошедший аккуратно приблизился к кровати Полины. Это был хозяин дома. Немного отодвинув стул и сев, мужчина принял нарочито расслабленную позу, сложив ногу на ногу и продемонстрировав Полине дорогие туфли цвета бургундского вина.