Только сейчас она была совсем не тихая. Пум, пум, пум – ломилось в уши. Ш, ш, ш – шло следом. Лариса знала: это стучит сердце. И шелестит по подушке жилка на виске. Но кто-то ещё был снаружи, в коридоре. Неслышно шарил по воздуху ладонями, искал вход в отсек. Зывника у него не было. Мог войти без него. Пум, пум, пум становилось всё быстрей, лихорадочней. Ладони приближались. Стена не защищала. Ладони росли в размерах, делались серебристыми, удлинялись пальцы. Вот стена треснула, посыпались крошки штукатурки. Одна ладонь показалась из трещины. Видно, что она исцарапана и испачкана чем-то…

Лариса вскрикнула и хлестнула по этой ладони одеялом. Уф! В груди частило, как мотор уборщика. Ладони не было, а стена была цела. Приснится же. Никого не было.

Было. Был.

Прямо перед кроватью стоял мужчина. Вполоборота, сутулясь. Похоже, что в нагрудном кармане что-то мерцает, зывник не погасил, наверно. Всклокоченные волосы. Широкие плечи. И самый ужас – длинные руки. Сейчас они… ААААА!

Но крика не раздалось.

– Все пугаются… – сказал мужчина и вздохнул.

– П-привет.

– Привет, – отозвался он слегка растерянным шёпотом.

– Т-ты к-к-то? – всё ещё спотыкаясь на словах, продолжала она.

– Не знаю, – и опять вздохнул. – Дома звали Арик…

– Тебе… кого? И… ты как вошёл?

– Я везде вхожу. А кого… Понимаешь… Это…

– Понимаю. Отвернись или выйди, я оденусь.

Он… нет, это была не улыбка, просто шевельнул уголком рта. Моргнул, кивнул и отвернулся. Она села на постели и проворно влезла в брюки. Потом в свитер.

– А полностью тебя как? С госпаролем?

– Все вы про какой-то пароль. Когда я жил, не было такого.

Чужой мужчина без госпароля – или не хочет его говорить. Схватилась за зывник. «Э»! Человек без госпароля. Адрес. Он смотрел с интересом.

– А дай позырить…

– Он же стандартный. Ща приедут и найдут кого тебе надо… И неча везде входить.

– Лариса, ты? С кем это? – послышался мамин голос.

И включился фонарик. Луч обежал отсек. Пусто. В дверь затарабанили.

– Вызывали? Где посторонний?

– А… э… ушёл уже…

– Ничего не пропало? Даём свет…

Покопались у себя в пульте, шарахнул свет. Тут и Маринка проснулась и захныкала.

– Кто с посторонним разговаривал? Она? А-а, ну конечно, не назвал госпароля. Этакой козявке. Сбой. Ну? Других жалоб нет? Стыдно, население! А то можем вызвать медиков, у них не забалуешь. Вот там попрыгаете… Досыпайте, свет гасим – раз, два, три!

Тьма упала на глаза. И сразу следом хлопок двери.

– Приснилось? – мамин голос из темноты. – Поговорили про страхи всякие. Паникёрша, в постель с санитарной скоростью! Из-за тебя завтра люди опоздают!

Сна не было ни в одном глазу. Когда из-за сдвижной перегородки донёсся десятый примерно всхрап Неонилы, перед Ларисиными глазами знакомо замерцало. Сутулый, взъерошенный, длинные руки. Страшно не было – было страшно любопытно. Как он ухитрился пропасть – здесь же некуда!

– Вы… Ты где был? Только шёпотом! А то…

– А меня только ты видишь.

– Ещё пуще. Не флуди. Где был?

– Не ори. А то хуже будет.

– А я вцеплюсь, и… – с этими словами Лариса кинулась ящерицей, хвать за коленку… Мимо.

Теперь руками она упиралась в пол, а ноги висели на постели едва на полстопы.

– Упражнение «крокодил», – ехидно прошипел Арик. – Не трогай меня. Я серьёзно. Как у вас говорят – в мешке увезут.

– Ой, ой, ой. Первоклашкам трепись. Ща скажешь, что сквозь дверь прошёл.

– Не-е. Я там, где кабели… я всегда там вхожу.

Мерцание поплыло к розетке, повибрировало возле неё ореолом и исчезло.

Утром был тихий, шипящий скандал. Просыпаться надо прежде чем. Может, другой раз запаникуешь, что Турция напала. Неизбежное «ладно-учла-извини» Лариса докрикивала уже из коридора.