Вторая жизнь потерянной души Даяна Райт

– Время смерти восемнадцать часов сорок четыре минуты, – эти слова прозвучали как приговор, оборвавший все мои земные связи.

Несколько дней агонии, мучений и невыносимых пыток подошли к концу. Моё тело, ослабленное и отравленное длительным кетоацидозом, наконец-то обрело покой. Сердце перестало биться, заставив кровь в венах застыть в неподвижности. Но даже в этот момент я не могла полностью освободиться от физической оболочки – моё сознание продолжало цепляться за реальность, словно пытаясь найти выход из этой безысходной ситуации.

Благодать – вот что ожидало меня после долгих часов невыносимой агонии. Это было долгожданное забвение, погрузившее разум в глубокий и бездонный омут. Но откуда взялись эти странные представления о “свете в конце туннеля” и о жизни после смерти? В тот момент, когда душа покидает свою телесную темницу, мы все отправляемся в бескрайнюю бездну забвения и спокойствия, чьи объятия дарят израненной жизнью душе долгожданное облегчение.

Это место было похоже на бескрайние воды бурлящей стихии. Меня окружала глубокая и наполненная спокойствием синева. Это ощущение можно сравнить с погружением в лазурные воды тропических океанов, которые охлаждают разгорячённую после солнечного зноя кожу. Живительная синева окутывала душу со всех сторон, принося с собой покой и тишину. Синяя бездна всё глубже поглощала разум, лишая всех тревожных мыслей и болезненных воспоминаний. Я буквально чувствовала на себе этот благодатный синий оттенок, который проникал в каждую часть моей израненной души. После всех пережитых страданий эта синева была лучшим даром судьбы и моим «лекарством от всех болезней».

Не имея телесного воплощения, я не могла коснуться окружающей меня синевы и не могла почувствовать её энергию руками. У меня возникло дикое желание пощупать эту “бездну” и дотронуться пальцами до водной глади, что окутывала меня со всех сторон. Но это было невозможно. Я ощущала бездну и её синий оттенок спокойствия в душе, но коснуться благодатной синевы я не могла.

Долгое время мой разум пытался понять, что ему делать дальше и почему мой путь до сих пор не был окончен. По всем правилам я должна была утонуть средь волн загадочной бездны и раствориться в синеве долгожданного спокойствия. Но этого не происходило. Я словно зависла между двумя мирами и увязла в густой синей массе, что заполнила всё моё сознание.

В тот момент, когда я уже готова была погрузиться в безбрежное синее море и навсегда потерять сознание, какая-то неведомая сила потянула меня обратно. Словно рыба, которая прячется в лазурных водах от ярких солнечных лучей, я оказалась пойманной на крючок этой силы. Она крепко держала меня и не давала погрузиться в бездонное спокойствие.

Я пыталась вернуться в синее море, чтобы увязнуть в его густой массе, которая недавно дарила мне долгожданное умиротворение. Но неведомая сила продолжала выталкивать меня наружу, всё дальше вытягивая из вязких объятий синевы.

Боль. Невыносимая и всепоглощающая боль заполнила мой разум. В голове был туман, который мешал услышать собственные мысли. Впервые в жизни я ощутила чистый лист и тишину в голове. Я не могла думать и осознавать происходящее со мной.

Среди боли и тумана я почувствовала слабое шевеление собственных конечностей. Это была едва заметная дрожь, которая пробежала по кончикам холодных, как лёд, пальцев.

Где-то на границе сознания я услышала чей-то громкий крик:

– О, боже! Она пришла в себя! Она жива!

Я не могла понять, чей голос звучал у меня в голове вместо моего собственного, и почему этот загадочный человек говорил такие странные вещи.

После мимолётной вспышки в голове и неудачной попытки делать логические выводы разум вновь погрузился в небытие. На этот раз я не ощутила желанной синевы и её беспробудного омута спокойствия. Меня окружала темнота и пустота, не имевшая оттенка.

Сложно сказать, сколько времени прошло, прежде чем сознание вернулось ко мне. В этот раз я смогла ощутить своё тело и все конечности разом. Веки непроизвольно задрожали, пытаясь разомкнуться после долгого сна. После нескольких неудачных попыток завеса начала размыкаться, пропуская первые за долгое время лучи света в ставшую для меня родной темноту.

Первое, что я увидела, был пропитанный отчаяньем синий свет люминесцентных ламп. Этот оттенок был наполнен безнадёжностью, и от него веяло пронизывающим до костей холодом. Ощущения были такими, словно я стояла обнажённой в сорокаградусный мороз и была полностью беззащитна перед безжалостной стихией. Холодный синий свет вызвал сильное жжение в глазах, что заставило мои веки вновь сомкнуться.

– Милая, ты слышишь меня?

Очнувшись в привычной темноте, я впервые за долгое время услышала голос живого человека. Это был нежный женский тембр, наполненный теплотой и заботой. Инстинкт самосохранения сработал автоматически, и мои веки приоткрылись, образуя тонкую полоску света.

Я увидела размытый силуэт незнакомой женщины, черты лица которой были скрыты в холодном синем свете. Мои пересохшие губы дрогнули, и из горла вырвался тихий хрип:

– Я… Где… Я…

– Милая, не напрягайся так сильно, – сквозь окутывающий меня холод я почувствовала теплые прикосновения чьих-то рук. – Тебе не стоит нагружать себя лишними действиями.

– Где я? – разум требовал ответа на единственный вопрос, который звучал в моей голове. – Что происходит?

– Теперь ты будешь в порядке. Все самое страшное осталось позади.

Мои глаза вновь открылись, привыкая к ненавистному холодному свету люминесцентных ламп. На этот раз зрение наконец-то смогло сфокусироваться на окружающем пространстве.

Я находилась в просторном и мрачном помещении, наполненном медицинской атрибутикой. Стены были облицованы голубой плиткой, которая во многих местах уже потрескалась и отпала. Голубой оттенок стен усиливал давящий на разум свет, создавая ещё больший «холод» в помещении.

Я попыталась обхватить себя руками и защититься от царившего вокруг холода. Но моя попытка осталась безрезультатной – руки были словно прикованными, и каждое движение приносило сильную боль в области запястий и локтей.

Мой взгляд упал на правую руку. Тонкое запястье имело бледный оттенок, который напомнил мне цвет давно остывшей плоти. На сгибе кисти руки располагался венозный катетер, из которого торчала огромная игла, воткнутая прямиком в синюю, как воды бушующего во время шторма моря, вену. Игла пронизывала вену до основания, не позволяя сделать ни единого движения рукою. Из катетера торчала прозрачная трубка, которая пропускала в вену прозрачную жидкость из стеклянного пузырька.

Повернув голову в противоположную сторону, я увидела, что вторая рука была точно в таком же положении, что и первая. Вены на обеих руках имели жуткий и яркий оттенок болезненной синевы, что сильно резала глаза на фоне бледной, как мел, кожи. Я взвизгнула и задрожала.

– Милая, что с тобой? Тебе плохо?

– Что… Что это? – я попыталась дёрнуть рукой, но возникшая боль заставила меня прекратить все движения. – Что вы сделали со мной?

– Мы сделали невозможное и спасли тебе жизнь, – голос женщины дрогнул и стал на порядок тише. – Ты смогла сделать невозможное и вернулась к жизни, несмотря на все прогнозы. Ты – настоящее чудо и доказательство того, что в этом мире есть необъяснимые и загадочные явления.

Слова женщины звучали для меня как бред, а паника и ужас охватили сознание, погружая в спасительное небытие.

В следующий раз, когда моё сознание вернулось, я смогла ощутить своё тело в полной мере. Мышцы ног болели, а всё тело охватила сильная мышечная боль, вызванная долгим отсутствием двигательной активности. Когда мои глаза вновь увидели холодное пространство реанимационного отделения, я осознала, что всё происходящее не было страшным сном. Это была реальность, и я действительно пережила смерть.

Мой разум всё ещё был в тумане, и я не могла вспомнить, что привело меня в такое состояние. Я помнила свою семью, родителей, раннее детство и свою жизнь в общих чертах. Моё имя было Диана Арбенина, мне было шестнадцать лет, и я была тихой и скромной девушкой, которая всё свободное время проводила за учёбой и чтением художественной литературы. Я была настоящим «ботаником», не имевшим друзей и типичных для подростков отношений. Моя жизнь была простой, и я никогда не покидала пределы дома без необходимости.

Все эти воспоминания вызвали растерянность и настоящий диссонанс в моём разуме. Как скромная и тихая отличница могла оказаться в реанимационном отделении и оказаться на грани смерти? На этот вопрос моё подсознание не могло найти ответа.

Каждый новый день был похож на предыдущий. Каждый час ко мне подходил медицинский персонал, проверяя состояние организма и задавая один и тот же вопрос: «Как ты себя чувствуешь?» Постепенно меня начали отключать от препаратов, которые поддерживали жизнь извне, тем самым стимулируя организм восстанавливаться быстрее. На все мои вопросы о причинах моего нахождения в подобном положении и обстоятельствах, которые вызвали мою скоротечную смерть, персонал больницы лишь разводил руками и отмалчивался.

В одну из ночей мне позволили провести несколько часов без торчащих из вен капельниц. Впервые за все дни моего пребывания в реанимации мне выдали одежду и позволили прикрыть наготу бледного тела. С трудом, но я смогла натянуть на себя халат, чей пёстрый синий оттенок давно поблёк под воздействием времени и множества стирок. Бледную кожу обожгло холодом выцветшей ткани махрового халата. Но присутствие одежды подарило мне давно утерянное чувство защищённости и тепла. Даже холодный оттенок люминесцентных ламп теперь казался мне не таким враждебным, как раньше. Я закуталась в застиранную ткань, растворяясь в этом окутывающем теплом чувстве спокойствия.