– О, Вернер, вы оказывается не доктор, а притворяетесь им. На самом деле вы предсказатель будущего. Уж не молитесь ли на своего фюрера где-нибудь под кроватью?

– Он не мой фюрер. Я не приемлю происходящего в Германии, поэтому я здесь, но я верю – Германия возродится и поведет Европу за собой. Эта новая Европа, в конце концов, выработает механизмы, способные противостоять натиску…

– Не договариваете, Гельмут, не надо, а то Самуэль сейчас вцепится вам в глотку. – Джонс захохотал.

– Вы, Индиана, зачем поощряете подобные выпады? – глаза Голдберга, увеличенные толстыми линзами очков, гневно буравили профессора археологии. – Слепец, перед вами потенциальный противник.

– Почему же потенциальный, мы уже сиживали в окопах прошлой войны напротив друг друга и не в переносном, а в буквальном смысле. Вы, Индиана, если не ошибаюсь, служили добровольцем в бельгийской армии, а я доблестно бился под знаменами его Величества Кайзера.

– Вот, вот, что я говорил – замаскированный реваншист! – Лицо Голдберга покрылось клюквенными пятнами.

– Где вы прозябали во время войны? – спросил Индиана Самуэля неожиданно холодно.

– Я? Я тогда недавно окончил Оксфорд и поступил на службу в Британский музей.

– Почему же не в британскую армию? – смеясь глазами, подхватил Вернер.

– Не подходил по здоровью. И должен же кто-то сохранять и изучать культурные ценности человечества, даже, несмотря на катаклизмы.

– Должен. Вы, как всегда, правы, коллега, – Джонс примирительно похлопал Голдберга по плечу.

– Что изречет по национальному вопросу наш чудесный финн? – подавшись корпусом в сторону Гарина, благосклонно спросил Инди.

– Я не считаю себя ни финном и никем иным. Я космополит, для меня нет национальностей, я – гражданин мира, – провозгласил Гарин.

– Очень удобно, – волнующийся бас Вернера колыхался грустью.

(5 – W.A.S.P. – эта аббревиатура расшифровывается так: белый, англосакс, протестант.)

* * *

Вторник явно не задался.

Уоллос приспичило побродить по лесу, обогатить хваленый гербарий. Индиана, по уши увлеченный сортировкой археологических находок, спровадил Гарина сопровождать натуралистку, с ними увязался Голдберг, прихвативший силки – погибель пернатых.

– Вам, Самуэль, не к лицу атрибут живодера, – ополчилась на птицеловку Мелани.

– Обещал своих порадовать попугайчиком, – оправдывался Голдберг.

Дождя не было, что не мешало куриться туману. Мелани порхала от бутона к соцветию, все более углубляясь в сельвас. Голдберг вместо попки заполучил колибри, зависшую над цветком, наполненным нектаром.

– Самуэль, осторожно, не раздавите ее! – Мелани извлекла из руки толстяка пташку. – Какая малышка! – она потерлась бархатистой щекой о микроскопический клюв малюсенькой птички. Уоллос раскрыла ладони, колибри сейчас же улетучилась.

Женатый на сварливой скуке Гарин покорно брел за природоведами. Звериная просека навела на небольшую заводь, по глади темной от разлагавшихся растений воды распахнулись лопухами кувшинки Виктории-регии.

– Достаньте одну! – потребовала Мелани, капризно надувая губки.

– Ах, мисс Уоллос, боюсь, я не способен выполнить такую акробатику, – Голдберг помочил кончики пальцев в воде, неуверенность проступала в его манере.

– Хорошо, джентльмены, я сама.

Мелани скинула ботинки, закатала штаны выше колен.

Молодая женщина приближалась к кувшинкам. Уоллос не рассчитывала на такую глубину – вода плескалась у талии, она тянула руку, намереваясь схватить толстый стебель, державший прекрасную голову растения. Из-под мякоти мясистых листьев соседней кувшинки выплыло блестящее оливково-серое бревно с двумя рядами крупных круглых бурых пятен. Внезапно удивительное бревно подняло треугольную головку. Инженер отчетливо видел, как открылись клапаны ноздрей животного, оно фыркнуло двумя фонтанчиками брызг. Безразмерное сильное тело гада совершило стремительный зигзаг по воде и молниеносным броском овладело Мелани Уоллос.