Индейцы, покидав в лагере ношу, угрюмые, бормоча невнятные фразы, удалились в свой поселок.

– Что бы это значило? – осведомился Голдберг у Джонса.

– Боятся, ругают нас злыми духами. Послушайте, Голдберг, вдруг завтра не станет меня или Рочестера? Милые дикари неотложно пустят вас на буженину, не приходило в голову выучить хотя бы пяток предложений? Это несложно.

– Знаете, уважаемый мистер, вы, слов нет, авторитетный ученый, но беспардонность ваша порой переходит всякие границы приличия…

– Ба, зачем так волноваться из-за шутки, жертвуете знаменитым английским чувством юмора?

– Я не англичанин. И раньше замечал за вами присущий американцам снобизм, это высокомерное пренебрежение…

– Не делайте из мухи слона, Самуэль. Мое отношение к людям не зависит от их национальной физиономии, хотя себя я с гордостью отношу к стопроцентным американцам – то, что у нас называется WASP (5).

Голдберг скривился, как при зубной боли:

– Бросьте, никаких стопроцентных американцев не существует. Вы, безусловно, можете рядиться в ковбоев и носить на боку лассо, но американская нация с, одной стороны, величайший симбиоз народов и рас, а с другой – вымысел, рекламный трюк. Бренд. Каждая нация имеет свое сознание, оно определяется укладом жизни, темпераментом, традициями. А какие у вас традиции? Мешанина и заимствование чужого, попытка привить разношерстные, зачастую чуждые культуры на почве потребительского общества. При всем желании, эти культуры, возможно, где-то и дополняют друг друга, но никогда не произойдет глубокого взаимопроникновения. Все гармонично поверхностно до определенного момента, глубже – пропасть.

Индиана слушал разошедшегося Голдберга, потешно кривляясь.

– И вообще, – не унимался Самуэль, – Великая Америка стала Великой во многом благодаря нам. Несмотря на эти штучки типа WASP, все прекрасно понимают, что без еврейского капитала Америка так и числилась бы захолустьем Старого Света.

– Зло, дорогой Самуэль, – подзадоривал его Индиана.

– Возмутительный грабеж со взломом ваш капитал. Воспользовавшись бедствиями последней войны, обрушившимися на Европу, финансисты беззастенчиво увели денежные потоки с Fleet Street на Wall Street, и теперь Америка – Великая, а мы едва выбираемся из прозябания, – раздраженно вставил доктор Вернер.

– Правильно, кто втягивал европейцев в бесчеловечную бойню – не ваша ли дорогая Фатерлянд, герр Вернер? – переключился на врача Голдберг.

– Опять во всем виновата Германия. – Гельмут досадливо поморщился.

– А кто собирался покорять всю Европу?

– Не покорять, а объединять!

– Ах, объединять! Цивилизованный мир, в который раз не понял бедных немцев!

– Немцы никогда не желали зла Европе. Немцы – глубоко порядочный и трудолюбивый народ. Наш идеал – честная работа на благо каждого человека и родины, общества. На этом фундаменте создавался национальный германский капитал, а средства, которые были сосредоточены в Сити, теперь в Нью-Йорке – капитал ростовщический.

– Ага, вы объявляете мировой финансовый капитал плохим, нечистым.

– Я понимаю вашу иронию, Голдберг – деньги не могут быть плохими или хорошими. Для нас, простых немцев, не секрет, что мы вкладываем свои средства в производство, в улучшение качества продукции, а заокеанские банкиры создают такую финансовую систему, при которой выгоднее вкладывать деньги в сами деньги или их производные, в разного рода сомнительные махинации. Мировая экономика после Великой войны и историей с золотом Гарина создавалась по принципу глобальной не каменной – бумажной пирамиды. Новый виртуальный Вавилон. И те, кто в основании этой пирамиды неизбежно теряют последнее, что наглядно продемонстрировала всем зрячим Великая депрессия. Германия рано или поздно объединит Европу не примитивно-устрашающим бряцаньем оружия, а кропотливым наращиванием экономических мускулов.