Вторая жизнь Нолика Надежда Храмушина

Сеня Нолик уже битый час сидел на залитой жарким июльским солнцем веранде, и слушал рассказ своей бабушки Октябрины Семёновны о том, как в далёком одна тысяча девятьсот каком–то году на работе её наградили путёвкой в Геленджик, и как она впервые увидела море, и как испугалась проплывающей рядом с ней медузы. Он нервно барабанил пальцами по столу и украдкой посматривал на часы. Когда же она, наконец, закончит свою бесконечную историю! Но бабушка после воспоминаний о поездке на море сразу же перешла к следующей истории, которую он тоже слышал десяток раз, о том, как она узнала, что его мать бросила учёбу в техникуме и устроилась работать на завод, так как влюбилась в этого необразованного слесаря, это она про его отца. Конечно, бабушка его вкусно накормила, но он же не ради этого к ней приехал на самой первой электричке в свой выходной день. Справедливости ради надо заметить, с бабушкиным борщом не сравнится ни одно блюдо в скромной столовой проектного института, где он трудился. Но время шло, он пил уж третью чашку чая, ожидая, когда можно вклиниться в её монолог.

Бабушка на минуту замолчала, прислушиваясь к звукам на улице, и он, воспользовавшись долгожданной паузой, перешёл к делу:

– Ба, помнишь, у тебя в ящике с инструментами валялась железная трубка с пружинкой? У неё ещё на боку была гравировка на иностранном языке?

– Помню, – кивнула Октябрина Семёновна. – Это твой дед, когда они с …

– Где она? – бесцеремонно перебил её Сеня. – Я посмотрел, в ящике её нет. Ты ничего из него не выбрасывала?

– Я в него даже не заглядывала, – ответила бабушка и подозрительно посмотрела на него. – А зачем тебе она понадобилась?

– Надо, – коротко ответил он и, встав из-за стола, пошёл с веранды, на ходу бросив: – Пойду ещё раз посмотрю, может, не заметил.

– Зачем тебе, скажи на милость, вдруг понадобился старинный инструмент для извлечения пуль? Что за надобность такая в нём возникла? – ворчливо неслось ему вслед.

– Говорю, надо.

– Там она должна быть, кому она нужна! Смотри, осторожнее с ней, твой дед тогда всю ладонь в кровь сбил, когда на какую-то кнопку нажал неосторожно!

Сеня распахнул дверь в сарай, приставил к ней валявшееся рядом полено, и вновь склонился над ящиком, заполненным старым отработанным инструментом. Порывшись немного, он опрокинул его на деревянный пол и стал перекидывать высыпанный хлам из одной кучи в другую. Усердие его было вознаграждено. Серая грязная трубка выпала из клубка прилипшей к ней пакли, вся замотанная в обрывки разноцветных верёвок и проволоки.

Он аккуратно освободил её от посторонних предметов, нашёл более-менее чистую тряпку и протёр ею основную трубку, к которой по бокам крепились две тонкие трубки, загнутые под прямым углом и прикрепленные с обоих концов к тонким кольцам, которые охватывали с двух сторон мелкую тугую пружину на основной трубке. Прибор отдаленно напоминал русскую букву «Ф», или какой-то игрушечный арбалет. На боку ручки, среди глубоких коротких рисок, была тонкая гравировка, которую невозможно было прочитать невооружённым глазом, так как буквы были настолько мелкими, что сливались между собой. Дед говорил, что это очень старый инструмент и называл просто немыслимую дату его изготовления – начало шестнадцатого века. Таким приспособлением доставали пули и дробь из мягких частей тела человека. Сеню эта конструкция тогда не заинтересовала, но вчера вечером он в интернете увидел схематический рисунок такого же прибора, и приписку: « Старинный извлекатель пуль. Куплю за десять тысяч долларов. Расчет сразу». Сеня обрадовался такой неожиданной удаче. Вопрос с покупкой автомобиля, можно сказать, был решён. Он перевёл свою удачу в рубли, присвистнул от удовольствия и уже через час знал, какой марки машину себе купит. Он еле дождался утра и поехал в деревню к бабушке, надеясь, что столь ценную, как оказалось, вещь, она не выбросила на помойку.

Очистив прибор от грязи, Сеня сразу же набрал номер телефона под объявлением и после второго гудка ему ответил приятный женский голос:

– Да, говорите.

– Здрасьте. Я по объявлению.

– Да, хорошо. Вы где находитесь?

Сеня удивился тому, что его не спросили ничего о том, на самом ли деле у него есть предмет продажи, не попросили фотографию его, и растерянно ответил:

– Я в Екатеринбурге.

– Сейчас?

– Что сейчас?

– Вы прямо сейчас находитесь в Екатеринбурге?

– Нет, я там живу…

– Где Вы находитесь именно сейчас? В данный момент. – Настойчиво спросила его барышня.

– В деревне Малышево. У бабушки.

– Мы выезжаем к Вам. – Торопливо проговорила она и отключилась.

Сеня оторопел. Как сейчас? Куда приедут? Она даже адреса его не спросила. Или что, она думает, что в деревне всего один дом? Странная какая-то. Да ладно, лишь бы деньги заплатили. Он поднялся, ногой подопнул к перевернутому ящику разбросанный хлам, скидал всё обратно в ящик и вышел из сарая. Бабушка выглянула с веранды и спросила его:

– Нашёл?

– Да.

– И что будешь с ним делать?

– Отдам в музей, – соврал он.

– И хорошо, – кивнула бабушка, – вещь старая, такие сейчас не делают. Она то ли немецкая, то ли английская, забыла, дед ведь говорил. Ох, совсем памяти не стало. Ну, ничего, учёные разберутся.

Сеня вымыл руки, закрыл на ключ дверь сарая, взял прибор, и только собрался снова подняться на веранду, как за воротами послышался шум подъезжающей машины и раздался резкий сигнал. Он вздрогнул, прошло всего минут десять после телефонного разговора. Они что, соседи? Он заскочил на лавочку и заглянул через забор. Машина незнакомая, чёрный большой внедорожник с затонированными стеклами. Нехорошее предчувствие шевельнулось у него в груди.

– Это что, к нам? – забеспокоилась бабушка.

– Да, наверное, из музея, – ответил Сеня и пошёл к воротам, потом вернулся, и оставил прибор на лавке.

Он открыл калитку, в машине сразу же распахнулась водительская дверь, и из неё выпрыгнул невысокий коренастый парень, в ярко красном спортивном костюме и, улыбаясь, подошёл к Сене, протягивая руку:

– Лев Торошин. А Вы, как я понимаю, Семён Нолик?

Сеня пожал ему руку, непроизвольно насторожившись – он точно помнил, что не называл барышне своё имя и фамилию, поэтому подозрительно произнёс:

– Мы знакомы?

Лев ничуть не смутился а, наоборот, весело рассмеялся и похлопал Сеню по плечу:

– Так по номеру телефона определили, такая уж у нас профессия! – и тут же принял серьёзное выражение и спросил: – Прибор у Вас с собой? Где он?

– Здесь. А деньги Вы привезли? – задал встречный вопрос Сеня.

– Да, – Лев кивнул в сторону машины. – Десять тысяч, как и заявлено, строго по курсу, не сомневайтесь, сразу рассчитаюсь. Несите прибор.

– Как-то Вы быстро, – не удержался от комментария Сеня.

– Я тут рядом был.

Он повернулся и пошёл к машине, а Сеня взял прибор, успокаивающе кивнул бабушке, которая стояла возле крыльца, и тоже пошёл вслед за ним. Внутренний голос у него буквально надрывался внутри, предупреждая, чтобы он не садился в машину, но десять тысяч долларов на дороге не валяются.

Он сел рядом с водителем, протягивая ему прибор. Лев взял его, внимательно разглядывая гравировку, потом отвел железки, на что-то нажал, и прибор схлопнулся в одну круглую трубку. Открыв бардачок в машине, он достал из него бархатный малиновый мешочек и осторожно положил прибор в него. Потом вытащил из-за своего сиденья потрёпанный портфель и положил мешочек в него. Сеня ждал.

Лев завёл машину, и, повернувшись к Сене, сказал:

– Я думаю, тебе будет интересно узнать, что же это такое! – и, не дожидаясь ответа Сени, добавил: – Мы тебя приглашаем.

Семья у Яры была большая – двенадцать душ, как и положено по Домострою, с его патриархальным укладом жизни – мать, отец, бабки и дедки, и множество детей. Она была самой старшей из детей, кроме неё было ещё три сестры и пять братьев. Отец уже два раза к дому пристройки делал, но места всё равно было мало, и Яра со своей младшей сестрой спали на полу, под большим обеденным столом. С самого утра вся семья собиралась за этим столом, быстро ели то, что приготовит им мать, а потом расходились по своим делам. А дел хватало на всех и на целый день, от темна до темна. Зимой было полегче, не надо было в поле работать, скотину на выпас гнать, но зато была другая работа – на всю семью ткать и шить, штопать и латать. А когда в эту зиму мать родила ещё одного братика, Яра, слушая, как за стенкой надрывается младенец, лежала с открытыми глазами, а по её щекам катились крупные слёзы. Когда-нибудь она будет отдыхать? Только-только начал самостоятельно ходить четвёртый из её братьев, к которому она была приставлена нянькаться, и она вздохнула с облегчением, наконец-то руки отдохнут! А сейчас ещё одного бог послал, пятого! И это ещё полбеды, она уже привыкла нянькаться, но и остальные обязанности по хозяйству никто с неё не снимал – она должна была напоить корову с теленком, три козы, два десятка кур, накормить их и клети вычистить. А кроме этого должна была помогать бабке ставить квашню, стряпать, топить печь, перебирать пшено, и ещё целая куча дел, как раз столько, чтобы заползать под стол поздно вечером без задних ног.

Яре исполнилось уже шестнадцать лет, и она всем своим девичьим сердцем желала поскорее выпорхнуть из отчего дома, от этих бесконечных будней, от старой ворчливой бабки, сопливых и неугомонных младших братьев-сестёр, но никто её не сватал. Её подружка Фима была уже сосватана и считала денечки, чтобы поскорее уйти из дома. Ей бедняжке тоже жилось не сладко, её отец был скор на расправу, и частенько Фима ходила поколоченной, старательно прикрывая платочком следы побоев на лице. Но у неё хоть появилась надежда, что она скоро простится со своей безрадостной жизнью, а у Яры и этого не было. Дни шли уныло и однообразно, один день сменял другой, похожий на все остальные, и Яра уже отчаялась услышать в сенях весёлый голос свахи: «У вас товар, а у нас – купец».