– Если повезет, первые цветы в августе будут, – сказал он.

– Конечно повезет! Я завтра их посажу, подруга скоро приедет.

Я испекла нам бисквит, украсила его взбитыми сливками и дольками фруктов, заварила чай, нарезала крошечных бутербродов проткнув их шпажками. С удовлетворением оглядела дело рук своих и понеслась открывать – звонили.

– Как красиво! – восхищалась Регина.

Она лукавила. Дом был красивым, но в нем не было жизни. Но теперь с моими усилиями исчезла хотя бы заброшенность.

– Пошли чай пить, – улыбнулась я.

В доме имелась настоящая столовая, но сам Муратов ел на кухне, и я тоже решила не морочиться с приличиями. Мы с Региной с удовольствием болтали, она говорила о том, как идет подготовка к ее свадьбе. Своей свадьбы она не боялась – жениха давно знала, он нравился ей, один из друзей брата. Ее родители не обидели бы дочь.

– Ты такая…– Регина замялась, подбирая слово, – Спокойная. Я тебя такой спокойной никогда не видела.

Я задумалась – наверное, так и было. Я не могла доверять в полной мере этому месту и тем более мужу, но одно то, что рядом не было отца и постоянного ожидания его гнева, сказывалось на мне положительно.

– Муратов не обижает меня, – ответила я.

И мысленно добавила – пока. Регина же зарделась, пытаясь выдавить из себя следующий вопрос.

– А ночью? Ночью…он делал тебе больно?

Я понимала ее любопытство и страх – тоже свадьба впереди. Но пока я тоже пребывала в неведении и тревожном ожидании.

– У нас не было ничего, – честно ответила я.

– Как? – удивилась Регина.

– Он просто не приходит.

Мы обе замолчали. Отчасти потому, что никогда не были близки для обсуждения подобных тем, да и воспитание не позволяло.

– Муратов может в любой момент вернуть тебя отцу, – наконец огорошила она.

– Почему?

– Потому что пока…пока все не произойдёт вы не семья. Подумай об этом, Лилия.

Я проводила ее, села в вечернем саду. Высокий забор, который давал ощущение изолированности и защищенности. Где-то далеко надрывно даёт собака, сигналит автомобиль. А у меня – никого. И в этом одиночестве столько благости… Готова ли я вернуться из брака, которого я так не хотела, в тесноту тёмной квартиры к вечно пьяному отцу? Ответа на этот вопрос я не знала. И подспудно понимала, продав меня один раз, продаст второй, заставив пройти унизительный осмотр, чтобы убедиться в моей невинности.

Всю ночь почти проворочалась без сна, проснулась разбитой. Где-то в доме злобно гремела посудой Рая. Я сидела в комнате до тех, пока она не ушла. Не хотелось ее злых взглядов, реплик брошенных между делом, совсем мне непонятных. Изнутри меня снедало сожаление – словно заставляют уже прощаться с этим садом и этим домом.

– Глупая! – рассердилась сама на себя. – Сама не знаешь, чего хочешь!

В кладовой меня дожидались розы, стоящие в ведре с водой и витаминным раствором для корней. Ведро было тяжёлым, не знаю, как такой древний Халид смог его принести. Я запарилась и вспотела, пока ведро оказалось у нескольких глубоких выемок в земле. Солнце жарило невероятно. Платье прилипало к спине и рукавам, не давая работать, по коже стекали капли пота.

Я посмотрела по сторонам – конечно же, никого. Рая уехала. Халид сегодня не придёт. Муратов позвонит прежде чем приехать, да и сказал, что его не будет несколько дней, а прошло только два. И я решилась.

В комнате сняла надоевшее платье, закинула его в стиральную машинку. Надела майку, в которой спала раньше, дома. Длина до середины бедра, бретельки на плечах, чуть полинялый от стирок розовый цвет.

Стоя на пороге дома я чувствовала себя революционером. Еретичкой. Казалось, ступлю наружу и потянутся люди с факелами, потянут меня на костер, за то, в каком виде позволила себе выйти на улицу.