– Поможешь донести? – Димка посмотрел на Вовку.

– Давай лучше часть твоих вещей возьму, а эту… сам тащи.

…Взяв штурмом электричку, школьники быстро рассредоточились по вагону и наблюдали как Димка пристраивает корягу в проходе.

– Чего тут за пенёк валяется? – споткнувшись, недовольный толстый мужик протискивался к выходу .

– …пионеры притащили, – кто–то из плотной толпы прояснил ситуацию.

Димка виновато задвинул корягу под лавку.

– Это вам в школе такие задания задают? – старушка, сидящая на противоположной лавке, разглядывала предмет недовольства.

– Нет…я для себя… – Димка не смог подобрать нужных слов и, опустив голову, уставился на испачканные руки.

– Надо же… а в каком классе учишься?

– В четвертом,– Димка, не поднимая глаз, пробурчал в ответ.

– Как вас много. Это вы в поход ходили? – старушка с любопытством рассматривала школьников.

– Да. С ночевкой, – Димка одной рукой придерживал, другой поглаживал неровности корня.

– Тяжёлая небось? – старушка безнадежно пыталась продолжить разговор…

…Вес коряги Димка почувствовал когда нёс ее два километра от станции до дома. Останавливаясь несколько раз на отдых, он ловил удивлённые взгляды прохожих. Один из них, жизнерадостно, произнес: «Тащи, тащи, искусство требует жертв»; другой, сочувственно, озвучил нелепость: «Это ты спор проиграл, что ли, в наказание такую тяжесть прёшь?»

…Димка торжественно затащил свою находку в квартиру, не обращая внимания на изумленные взоры родителей..

– Вот, смотрите, какую красоту принес.

Отец повращал корягу, осматривая со всех сторон.

– Это ж трухлявый пенёк, ты из него ничего не сделаешь, зря приволок.

Димка оторопел. Отцу он всегда верил, но всё же оттащил трофей на балкон и сел рядом. Красивые образы, которые возникали в поле, не возвращались. Тусклая, ничем не примечательная коряга. Взяв нож, Димка сначала сковырнул кору в верней части остатка ствола, затем надрезал среднюю часть корневища, в завершение надломил выступ в нижней. Древесина легко крошилась, открывая рыхлые поры, изъеденные личинками насекомых. В некоторых местах полости были заполнены белыми яйцами муравьев. По извилистым каналам змейкой пробежала испуганная многоножка.

Димка неподвижно сидел и смотрел на трухлявую корягу: – Когда стемнеет – вынесу на помойку.

Кто она и откуда я так и не узнал. На первых порах это казалось невероятным, а позднее как–то… как–то… ну, не знаю. Странные встречи на пустынном морском берегу в лучах заходящего солнца…

Вода в октябре не такая уж тёплая – обычные–то пляжи в это время малолюдны, а этот, обозначенный на карте как «нудистский», так вообще пустовал. Да и добраться до него не так уж чтобы трудно, но, тем не менее… Корявая надпись ярко–синей краской на огромном камне, перегородившим береговую линию, просто сообщала – «пляж», а намалёванная стрелка с высохшими подтёками указывала в направлении моря, отчего можно было сделать вывод, что добираться до пляжа надо вплавь, обогнув естественное препятствие. Недолго, и вот… полоска гальки длиной метров двадцать.

Я лёг, прикрыл глаза, слушая шум моря, пытался согреться лучами осеннего солнца… Захотел перевернуться на живот и… вздрогнул от неожиданности. Непонятно, как она очутилась рядом. Спокойное лицо с огромным голубыми глазищами не выражало эмоций. Я замер, уставившись на неё, но она спокойно, казалось рефлекторно, обхватила меня за плечи и прижалась… Спиной ощутил, как галька вдавливалась в кожу.

– Неожиданно… – я постепенно приходил в себя от приятных послевкусий: солоноватого от губ сверху и тёплого от губ снизу, – как тебя зовут?