Она сжала губы от терзающей ее злости.

– Войска пытались их остановить, – Марк говорил тихо, – но оказались бессильны. Асилум пал. Император мертв. И теперь сама земля гневается на нас.

Будто в подтверждение его слов налетел шквалистый ветер. Поликсена вздохнула. Слова тут были излишни. Начал моросить дождь. Людей в телеге защитил навес из ветхой ткани, натянутой на палки неравной длины. Тихо плакал младенец, а старуха рассказывала разморенным после еды Вите и Серву сказку. Марк, оглянувшись, чтобы проверить, все ли хорошо с детьми, перехватил поводья у Поликсены.

– Я поведу, подремли.

– Еще чего! – возмутилась девица, не спеша настолько доверять только что встреченному дезертиру. Но, увидев что-то в замызганном лице Марка, отпустила поводья, позволив ему следить за дорогой. – Глаз не сомкну, – предупредила она.

Несмотря на это заверение, Поликсена уснула – сказались размеренная качка и усталость. Марк скосил глаза на девушку: во сне у нее разгладились морщинки, ушла напряженность, явив совсем еще молодое лицо. Она была не сильно старше самого Марка, но невзгоды состарили ее. Тихо цыкнув, Марк вернул взгляд на размытую дорогу.

Он не все рассказал своим благодетелям, радуясь, что Поликсена удовлетворилась кратким рассказом. Марк благодарил богов, что им удалось встретить поистине добрых людей. Еще с утра он был в отчаянии. Ночь выдалась тяжелой: им с трудом удалось спастись от внезапного ненастья, и Марк запретил себе даже думать о том, что случилось бы, унеси взбесившаяся река детей, как унесла их скромные пожитки и двух пони. Даже смерть не искупила бы позора, ведь он пообещал, что защитит детей, поклялся сердцем. Лишиться коня – малая плата за глупость, которую он совершил, потеряв бдительность. Но Поликсене не стоило знать, что за столь малую цену она подарила Марку надежду. И не только ему.

До южного побережья оставалось не так уж и много. Пара дней пути; если не останавливаться на ночлег, то и к утру можно было приехать к воротам города, раскинувшегося у подножия холма, на вершине которого возвели величественный храм Алии, богини плодородия. Марк знал, что там ему не откажут в крове, не станут спрашивать, откуда он. Там они будут в безопасности. Не прогонят и этих несчастных крестьян.

К Тарраке они подъехали глубокой ночью, не останавливаясь по пути. Стража не могла прекратить нескончаемый поток беженцев и потому просто закрыла ворота города до утра. И Марку с Поликсеной пришлось устраивать их небольшую компанию на ночлег. У самой стены Марк нашел нишу и с божьей помощью соорудил там из ткани и палок навес, который хоть немного защищал от противного косого дождя, что зарядил еще днем и не думал прекращаться, и от ветра.

– Ты, видимо, хороший человек, – протянула Поликсена, когда Марк, занятый разведением костра, устало вытер капли дождя со лба. Костер не думал заниматься, но упрямства юному воину боги дали сверх меры. – Хоть и дезертир.

– Я хотел, чтобы мои… – Марк судорожно вздохнул, – братишка и сестренка жили.

Кизяк, найденный Марком чуть поодаль, наконец разгорелся, удушливо чадя дымом. Огонь тронул и положенные сверх него ветки. Марк коротко вознес хвалу богам, не отказавшим им в такой малости, как костерок в эту дождливую ночь. Старики, сидевшие до этого смирно, одобрительно забурчали и занялись приготовлением нехитрого ужина. В котелок, что нашелся в телеге, закинули коренья, шматки сушеного мяса – целое богатство! Дети сидели молча. На руки Вите старуха положила утомившегося от беспрерывного плача младенца, и девочка держала ребенка, словно нелюбимую куклу, которую ей запретили выбрасывать. Марк неловко им улыбнулся.