Когда ко мне вернулась способность к восприятию действительности, Алисия сидела рядом со мной, гладила мою руку и бормотала что-то по-итальянски. Другой рукой она прижимала к щеке фиолетовую кофту с вышивкой, которую Белла носила, не снимая, вне зависимости от того, как та сочеталась с другой одеждой. Мы просидели на полу до темноты, прижав к себе книгу и кофту и утешая друг друга воспоминаниями. На следующий день я написала первое письмо, на которое Вы ответили. Я надеюсь, кто-то сидел рядом с Вами, когда Вы держали в руках браслет. Кто-то, с кем можно поговорить о Биргитт.

Читая историю Вашей жены, я больше думала о Вас, о том, как Вы, должно быть, себя чувствовали. Ее я не знала, Вас же, как мне начинает казаться, уже немного знаю. Когда я задумываюсь, как Вы могли себя чувствовать, оставшись в одиночестве на том пароме, я боюсь, что выгляжу просто эгоисткой, которая поддалась порочной слабости и, заламывая руки, вопрошает, не лишена ли смысла ее жизнь, а ведь я, в конце концов, еще жива. Ваша потеря настолько больше любой потери, выпавшей на мою долю, она одновременно внезапна и предопределена. Словно Биргитт умирала много лет, но признаться в этом было невозможно, и момент, когда ее смерть показалась бы неизбежной, все не наступал и не наступал. Пока она не умерла. И сами отношения, и момент разлуки были в Вашем случае настолько пронзительнее, чем в моем. Теперь я сожалею, что столько болтала про смерть Беллы. Не стоит больше ее упоминать.

Напоследок скажу так: несмотря на то, что Вы сделали или не смогли сделать, что испытывали или не успели испытать, в Вашей жизни были отношения с Биргитт. Отношения такие особенные для вас обоих, связь более тесная и глубокая, чем многим из нас дано ощутить. Мне очень жаль, что Вы потеряли жену. И я очень счастлива за Вас, что она жила на земле и что Вы ее повстречали.

Спасибо, что рассказали ее историю.

Тина

Силькеборг

22 мая

Дорогая Тина,

пишу Вам, а на столе передо мной разложено содержимое моего портфеля. Ноутбук, телефон, контейнер с ланчем, газета «Копенгаген пост» и Ваше письмо. Все эти вещи (за исключением Вашего письма) я неизменно находил у себя в портфеле и раньше, до того, как Биргитт не стало, но она каждый день подкладывала туда что-нибудь новенькое. Иногда собственный рисунок, иногда цитату, которую вычитала в книге и выписала для меня на отдельный листок, иногда рецепт блюда, которое собиралась приготовить на ужин. Если она не находила сил на подобные сюрпризы, то просто подкладывала в портфель свою сережку, перчатку или фотографию. Что бы это ни было, я понимал послание, которое Биргитт вкладывала в эти вещицы: «Я все еще жива, и я планирую оставаться живой, когда ты вернешься с работы».

Когда я вернулся к работе после смерти Биргитт, то первое время носил ноутбук, телефон, газету и ланч в карманах или под мышкой. Чтобы не приходилось снова и снова открывать портфель и видеть, что, кроме этих вещей, внутри ничего нет. Конечно, так было в самом начале, когда я не мог справиться с горем. Теперь я, как и прежде, ношу портфель с собой. Но каждый день мне грустно вспоминать, что в нем нет ничего, вселяющего надежду. Я никогда не надеялся на что-то сверхъестественное. Достаточно было знать, что Биргитт будет ждать меня дома, когда я вернусь. Теперь я надеюсь только на возвращение надежды или хотя бы некогда знакомого мне чувства, что можно радоваться простым жизненным мелочам.

Она умерла через два дня после того, как мы отпраздновали тридцатилетнюю годовщину нашей свадьбы, двадцать месяцев назад. Все это время в моем портфеле не было ничего, кроме инструментов для работы, еды или новостей о людях, которых я не знаю и никогда не узнаю. Сегодня я принес с собой на работу Ваше письмо.