Медитация началась с дыхания: вдох – запах масла и старости, выдох – горьковатый привкус квантового поля. Артем чувствовал, как реальность истончается, словно бумага, прожжённая свечой. Звуки улицы замерли, и вдруг… тишина заговорила.
«Ты здесь», – не голос, а пульсация в крови.
Он открыл глаза в мастерской Луизы. Париж 1867 года дышал за окном: крики разносчиков, цокот копыт, запах жареных каштанов и угля. Луиза стояла в трех шагах, в платье, сотканном из сумерек, её пальцы дрожали, касаясь палитры.
– «Как?..» – они произнесли это одновременно, не ртом, а всем существом.
Артем шагнул к ней, но пространство вздыбилось волной. Пол под ногами стал жидкостью, стены поплыли, как в аквариуме. Он увидел, как сквозь Луизу проступают книги его комнаты, словно их миры наложились друг на друга.
– «Мы в точке пересечения», – мысль Луизы была ясной, как удар хрусталя. – «Смотри!»
Она протянула руку, и между их пальцами вспыхнула нить света – тоньше паутины, но прочнее стали. Артем почувствовал, как их сердца бьются в унисон, преодолевая временной парадокс. Но в этот миг из углов поползла тень. Чёрная, бездонная, она шипела, как песок в часах, искажая реальность.
– «Они нашли нас!» – Луиза отпрянула, и нить порвалась.
Артем очнулся в своей комнате, держа в руках обугленный край холста. От картины остался пепел, пахнущий серой и грустью. На запястье – синяк в форме пальцев, которых не существовало в этом веке.
Цзян появился без стука, его лицо было темнее грозовой тучи.
– Ты открыл портал, глупец! Тени Акаши – не просто наблюдатели. Они пожирают нарушителей.
– Но мы почти…
– «Почти» не считается в войне с временем! – монах швырнул на стол газету.
В утреннем выпуске была статья: «Загадочные исчезновения в историческом квартале». Фото показывали пустые платья XIX века в витринах магазинов, лужицы лавандового масла на мостовой. Артем побледнел – это были места из снов Луизы.
– Твои прыжки рвут ткань реальности, – Цзян говорил сквозь зубы. – Институт уже здесь.
За окном мелькнула тень – человек в чёрном, с устройством, похожим на компас, но со стрелками, вращающимися в обратную сторону. Артем почувствовал холодок на спине. Его преследовали не только тени из Акаши.
Ночью Луиза пришла снова. Не во сне, а в зеркале – её лицо отражалось в стекле, запотевшем от дыхания.
– «Они взяли мой дневник», – её мысль была прерывистой, как сигнал сквозь помехи. – «Институт… они здесь, в моём времени. Ищут тебя через меня».
Артем прижал ладонь к холодному стеклу.
– «Я найду способ. Мы…»
Зеркало треснуло, разрезая её образ на осколки. В последнем отблеске он увидел, как её хватают чьи-то руки в перчатках без эпохи.
Утром на пороге лежала посылка: старинный ключ с запиской «Под мостом Искусств, полночь». Артем узнал почерк – это был тот самый холст, сгоревший дотла. Но как?
Цзян осмотрел ключ, лицо его стало каменным.
– Это ловушка. Или приглашение. Временные парадоксы любят игру.
Артем спрятал ключ в карман, где уже лежали лента Луизы и пепел от картины. Он знал – пойдет. Даже если за мостом его ждет не она, а бездна.
Перед уходом он посмотрел в зеркало. Его отражение моргнуло с опозданием на секунду. В глазах мелькнул отсвет Парижской ночи, а на губах – след чужой помады, цвета вина и тайны.
«Je t’aime» (я люблю тебя), – прошептало отражение, и Артем улыбнулся.
Он ещё не знал, что в Институте хронометрии уже активировали «Сценарий 000» – протокол стирания аномалий. А Луиза, запертая в камере вне времени, рисовала углём на стене их лица, соединённые светящейся нитью. Надпись гласила: «Любовь – это чёрная дыра, в которой тонут законы физики».