Тренировки начались на рассвете. Монах, назвавшийся Цзян, учил его строить стены из света.

– Представь, что твои мысли – это река. Ты не можешь остановить её, но можешь направить в русло, – Цзян рисовал в воздухе мандалы, которые светились золотым. – Ты чувствуешь её? Луизу? Она – твой якорь. Но якорь может и утянуть на дно…

Артем стиснул зубы. Визуализация давалась тяжело: образы Луизы – её смех, запах масляной краски на её запястье – прорывались сквозь защиту, оставляя раны. Однажды, пытаясь заблокировать внешний шум, он случайно… «вошёл» в чужой разум.

Миг. Всего миг. Женщина в метро, плачущая над смс. Старик, вспоминающий войну. Девушка-бариста, мечтающая о море. Миллионы голосов обрушились на него, как цунами. Артем закричал, но крик растворился в хаосе.

– «Вернись!» – Цзян ударил посохом об пол. Звук колокола разорвал ад.

Артем упал на колени, кровь текла из носа, окрашивая дерево в тёмный рубин.

– Ты должен научиться «выбирать», – монах говорил жёстко, но в глазах светилось сострадание. – Или станешь зеркалом, которое разобьётся, отражая слишком много.

Ночью Артем снова услышал её. Луиза пела – не словами, а тенями мелодий. Он видел её мастерскую: свечи, холсты с портретами, где его лицо проступало сквозь мазки, будто призрак. Она стояла у окна, лунный свет обнимал её плечи, а в руках она держала дневник – «его» дневник, с заметками о квантовых полях.

– «Как?..» – он мысленно потянулся к ней.

Луиза обернулась. В её глазах – не удивление, а тоска, знакомая как собственная.

– «Ты наконец услышал…»

Их диалог длился мгновение. Она коснулась зеркала, и его поверхность задрожала, как вода. Артем поднял руку, но видение рассыпалось, оставив на губах вкус её духов – жасмин и тайна.

Цзян нашёл его утром спящим на полу, с улыбкой на лице и следами слёз на щеках.

– Она твой дар и твой крест, – прошептал монах. – Но помни: даже любовь может стать черной дырой, если отдать ей всё.

Артем не ответил. Он сжимал в кулаке новый «подарок» из прошлого – шёлковую ленту Луизы, синюю, как ночь между мирами. Её аромат смешивался с запахом кофе, и в этой алхимии рождалась надежда.

Он ещё не знал, что в Институте хронометрии уже собрали досье. На экране мерцало его фото, а рядом – кадры с камер наблюдения: юноша, шагающий сквозь стены, как призрак. Красная надпись «Цель №1» пульсировала, словно сердце механического зверя.

Но пока Артему снились сны, где он и Луиза танцевали на краю сверхновой. Их тела светились, распадаясь на частицы, но руки не отпускали друг друга.

«Je t’aime,» (я тебя люблю) – шептали звёзды. «Je t’aime,» – отвечала тьма.

А где-то в промежутке рождалась вселенная, где «невозможно» было всего лишь словом.

Рассветы стали для Артема не просто временем суток, а состоянием души. Он научился ловить мгновения между сном и явью, где воздух дрожал, как струна, готовая родить мелодию. Цзян, его наставник, предупреждал, что балансировать на грани миров опасно. Но разве любовь не всегда была рискованным танцем на краю пропасти?

Однажды ночью, когда луна висела над городом, как серебряная монета в руках нищего, Артем решился на эксперимент. В своей комнате, заваленной книгами и чертежами, он расстелил на полу холст – подарок Луизы, который появился в его шкафу словно из ниоткуда. На картине они стояли спиной друг к другу, разделенные зеркалом, в котором отражались не их лица, а целые галактики.

– «Встретимся посередине», – прошептал он, кладя на холст засушенную розу и ленту. Ладонь прижалась к краске, ещё влажной, будто Луиза только что отложила кисть.