Старший лейтенант Лобов представлял из себя человека полностью противоположного Букину. Как Вите показалось, он знал себе цену. Под личиной внешнего послушания находилась жесткая пружина скрытого интеллекта. Этому нужно от жизни много и он будет продвигаться к своей цели по головам, невзирая ни на какие препоны физического, материального или морального плана. Он точно когда-нибудь станет генералом. У него это на лице написано. Не потому, что Лобов лучше остальных знает, как организовать службу, а потому, что ему это нужно для удовлетворения своих, личных амбиций. Если для достижений этой цели потребуется пойти на крайние жертвы, то он пойдет, даже сильно не задумываясь. Пока же он находится на старте, выжидательно присматривается, подстраивается и в меру выслуживается. Не забывая, конечно, отмечать отдельные промахи руководства и использовать любой шанс для движения вверх, как бамбук. Сегодня он еще командир взвода. Но завтра… Опасно такого ставить своим заместителем. Молодой, но сильно шустро подползающий.

Третий – майор Глумов, как всегда хранил полное спокойствие под маской внешнего равнодушия.

«Садитесь, Мухин», – пригласил к столу хозяин кабинета.

Витя скромно пристроился сбоку на стульчике.

«Мы провели расследование вашей пьянки с прапорщиком Гусякиным. Не желаете ознакомиться с его рапортом?» – предложил майор.

Лейтенант скромно пожал плечами. В атмосфере чувствовалось какое-то напряжение. Повисла тяжелая пауза.

«Почему не берете? – указал на бумагу Глумов, – Гусякин подробно изложил содержание той встречи. Ознакомьтесь».

Молодой человек взял рапорт и быстро пробежал глазами по неровным строчкам. Писавший их человек явно нервничал, подбирал слова, часто зачеркивал и отвлекался. Буквы словно жуки то наползали друг на друга, то разбегались в разные стороны, оставляя между собой большие промежутки и даже не удосуживаясь схватиться длинными хвостиками. Общее содержание документа сводилось к тому, что никто иной как Мухин протащил в часть бутылку водки, спрятанную в чемодане, и склонил прапорщика к распитию оной в неположенном месте по поводу знакомства, всячески выведывая у него особенности несения службы, а также личные качества командиров и начальников, о которых он, Гусякин, отзывался исключительно хорошо и от чего он, Гусякин, не смог вовремя выехать на закупу макарон и теперь страдает обострением гастрита.

«Почитали?» – поинтересовался майор.

«Да… я… вообще-то удивлен…», – признался молодой офицер.

«Вот как? Удивлены?» – заинтересовался командир части.

«Я… Не ожидал такого… Простите…», – молодой офицер окончательно смутился и вдруг представил себе как на его месте сидит больной, пожилой прапорщик и, обливаясь потом, отвечает на унизительные вопросы, выкручиваясь изо всех сил в страхе потерять службу в одном шаге от пении. «И что ему еще оставалось? – подумал он, – Это же я его в тот вечер вломил. Пора возвращать долги…»

«Выражайтесь точнее. Что вы не ожидали?» – уточнил Глумов.

«Я не ожидал, что этот незначительный эпизод может вызвать такие большие последствия», – нашелся, наконец, Витя.

«Что вы называете незначительным эпизодом? Уточните, пожалуйста», – незамедлительно последовала начальственная команда.

«В училище нас учили строго соблюдать армейские традиции. Я прибыл в часть. Первый день. Я просто должен был как-то познакомиться с коллективом. Я, простите, просто не мог предположить, что выпитые сто грамм вечером за знакомство могут быть расценены, как грубое нарушение дисциплины», – ответил лейтенант.

«Здесь не кабак. Здесь боевая часть. Мы стоим на острие национальной безопасности. Любой алкоголь категорически запрещен. Прошу помнить об этом, – грозно выпалил майор, – Постарайтесь забыть свои курсантские привычки. Иначе получите взыскание. Прапорщику Гусякину объявлен выговор. В отношении вас ограничимся замечанием. Пока. Все ясно?»