Эта суровая дисциплина, эта общественная добродетель дали лакедемонянам власть уважения среди греков; но эта власть, слишком суровая и чуждая их нравам, скоро утомила их; и блистательные Афины, соперница Спарты, воспользовались ненавистью, которую внушало тяжелое иго лакедемонян, чтобы расширить свое влияние.

Хотя законодатель Спарты постоянно стремился к двойной цели – обеспечить свободу народа и защитить его от нападений извне, некоторые из его сограждан рискнули сделать ему несколько критических замечаний по поводу его законов.

Один из них, испуганный властью трона и сената, предложил установить в государстве абсолютное равенство; он ответил: «Попробуй это сделать у себя дома».

Другой спросил его, как лучше всего защищаться от врагов; он сказал: «Оставаться бедными».

Ему предложили окружить город стенами; он ответил: «Я предпочитаю, чтобы его окружали люди».

Что касается его республики, то она была могущественной и процветающей до тех пор, пока Лисандр не ввел в нее одновременно богатства и пороки покоренных народов.

Ликург, завершив это великое дело, объявил, что отправляется к оракулу Аполлона, и заставил своих сограждан поклясться, что они будут неукоснительно соблюдать его законы до его возвращения.

Прибыв в Дельфы, он принес жертву Аполлону: оракул объявил, что Спарта будет самым знаменитым и счастливым городом, пока она будет соблюдать его законы. Ликург отправил этот ответ в Спарту и затем позволил себе умереть от голода, чтобы его сограждане, поклявшиеся соблюдать его законы до его возвращения, не имели предлога их нарушать.

Древние авторы расходятся во мнениях относительно времени жизни Ликурга: Аристотель считает, что он родился во время правления Ифита; Ксенофонт относит его рождение на несколько лет позже установления Гераклидов на Пелопоннесе; Евтихид говорит, что он был одиннадцатым потомком Геракла.

Он познакомился с мудрым Фалесом на Крите; в Египте он позаимствовал идею разделения граждан на классы. По его приказу народные собрания проводились под открытым небом. Опасаясь соблазнов красноречия, он не хотел ни судей, ни трибуналов и приказал, чтобы споры граждан решались арбитрами.

Несмотря на суровость своих указов против искусств, роскоши и чувственности, он хотел, чтобы спартанская молодежь была веселой, и с удивлением заметили, что самый строгий из всех законодателей был единственным, кто воздвиг алтарь смеху.

Можно составить представление о поэзии, разрешенной в Спарте, по этой лакедемонской песне, которую сохранил для нас Плутарх и которую перевел Амио:

ХОР СТАРИКОВ

Мы были когда-то

Молоды, храбры и смелы.

ХОР МОЛОДЕЖИ

Мы таковы сейчас,

Готовы ко всему.

ХОР ДЕТЕЙ

И мы однажды будем такими,

Превышая вас всех.

Лакедемонские женщины, чьи нравы были столь же мужественны, как и у их мужей, видели свое самолюбие только в славе своих супругов и детей; они восхваляли их мужество, и те питали к ним величайшее уважение. Одна иностранка сказала жене Леонида: «Вы единственная женщина, которая командует мужчинами». На что царица Спарты ответила: «Мы единственные, кто рождает мужчин».

Мать, чтобы утешить своего сына, который из-за ранения стал хромым, сказала ему: «Каждый твой шаг будет напоминать тебе о твоей доблести».

Безбрачие презиралось. Один молодой спартанец, отказываясь встать перед знаменитым капитаном, который не был женат, сказал ему: «У тебя нет детей, которые могли бы однажды оказать мне такую честь».

Уважение к старости было обязанностью; однажды даже в афинском театре послы Лакедемона уступили свои места старику, который не мог найти места среди своих соотечественников.