.

Чарваки подвергли критике все мировоззрение Вед, саму ведийскую религию: выступили против кастовой организации общества, порицали жречество за стремление жить за счет других и пользоваться незаслуженными привилегиями. Они провозгласили, что Веды «страдают пороками – лживостью, противоречивостью, многословием», а «те, кто считают себя знатоками Вед, просто плуты и мошенники». В целом же Веды – «это просто неуемная болтовня обманщиков, а агнихотра [и другие обряды] – способ прокормления их»17. Отсюда следует, что нет никакого ада, кроме страданий порожденных [земными] горестями; нет никакого высшего божества, кроме раджи, существование которого очевидно для всех, и нет никакого освобождения, кроме распада тела на элементы.

Чарваки отрицали закон кармы. Они задавали вопрос: если душа способна переходить из одного тела в другое, то почему человек не помнит свои прежние рождения? Если человек после смерти возрождается в новом теле, то почему он не пытается принять прежний облик из любви к оставленными им близким? Значит, сознание в старости угасает вместе с упадком жизненных сил. Чарваки ограничивали первоначала всего сущего лишь вещественными, материальными сущностями. Они сводили все сущее к четырем началам. Эти четыре начала – четыре великие сути (великая суть —махабхута) – земля, вода, воздух и огонь. Из сочетания махабхут состоит все сущее в мире. Махабхуты активны и самодеятельны. Сила (свабхава) присуща им внутренне.

Сознание также произведено от махабхут. Чарваки вплотную подошли к пониманию того, что сознание – свойство высокоорганизованной материи. У них сознание – свойство материи, производное от специфического сочетания махабхут, когда они, должным образом соединяясь между собой, образуют живое тело. Сами по себе воздух, огонь, вода и земля сознанием не обладают, однако свойства, первоначально отсутствующие в различных частях целого, могут появиться как нечто новое при должном соединении этих частей. Так бывает нередко. Например, при смешивании некоторых веществ возникает опьяняющая сила, ранее отсутствующая. Если жевать сразу бетель, известь и орех, то смесь приобретает ярко-красный цвет, который отсутствовал и у извести, и у ореха, и у бетеля. Таким же образом, надо полагать соответствующая комбинация земли воды, воздуха и огня вызывает появление нового, наделенного сознанием живого тела. Поэтому о чарваках пишут: «В этой школе [признаются] четыре элемента: земля, вода, огонь, воздух. И именно из этих четырех элементов возникает сознание, подобно тому, как при смешениим кинвы и других [веществ] возникает опьяняющая сила»18. При распадении живого тела на махабхуты исчезает и сознание.

Онтологии чарваков-локаятиков соответствует и их теория познания, предполагающая чувственное восприятие мира. Поскольку чувственное познание есть единственная форма познания, то материя познается только чувствами. Она является единственной реальностью, так как для существования иного мира, не воспринимаемого чувствами, нет никаких оснований. На основе учения о бытии и теории познания в философии локаяты строится и этика.

Чарваки – гедонисты, они видят смысл жизни в счастье, а счастье понимают как наслаждение. Они признают, что наслаждения иногда связаны со страданиями, но в нашей власти сделать эту связь минимальной, а наслаждение максимальными. Ведь ни один разумный человек «не откажется от зерна только потому, что оно в шелухе», «не перестанет есть рыбу из-за того, что в ней кости». Те, кто подавляет свои естественные склонности, считая, что они связаны со страданиями – глупцы. Ведь после страданий приходит радость, причем сама радость ощущается по контрасту со страданиями. Жизнеутверждающий гедонизм чарваков противостоял самоуничтожению буддистов в нирване. Однако не все чарваки были грубыми гедонистами. Имеются сведения, что идеалы некоторых из них были сложнее и не сводились к учению о том, что единственный смысл жизни человека состоит в чувственных наслаждениях. Многие видели наслаждения в изящных искусствах, которых насчитывали 64 вида. Они придавали особое значение самоконтролю, духовной дисциплине и изысканности, без которых человеческие наслаждения низводятся до уровня животных.