Расположившись в этом мягком плюшевом кресле между манекенами, Марк мучил себя единственным вопросом: была бы Инга на свободе, если б он ее не впустил?

***

Он старался не выходить из дома без крайней необходимости. Случались нападения на поднадзорных. Кто-то что-то говорил, и, верить или нет, оставалось на твое личное усмотрение, но не единожды Сенпеку казалось, что за ним по улицам ходит незнакомец. Наблюдает. Выжидает. Его лицо, как принято, всегда оставалось в тени, под козырьком подъезда вдалеке, скрывалось под шумом радиопомех проливного дождя.

И когда Марк уже смирился с тем, что ему многое кажется, многое на самом деле не является реальным, под высокой аркой между домами к Сенпеку подошел тот незнакомец. Марк едва не уронил пакет с продуктами. Он сразу узнал своего преследователя, вот та маска на лице с мерцающим рисунком перечеркнутой толстой книги ― нового знака, который теперь лепят повсюду, и голубые глаза, как у Сенпека. Человек не представился, но перегородил путь и кричит: «УБИЙЦА!», и Марк понимает, что наблюдатель был на вечеринке Корока.

– Кто ты? ― испуганно шепчет Марк. ― Чего ты хочешь от меня?

«Гдеполицейскиедроныкогдатакнужны» ― думает он. Его могут просто убить, и никого нет вокруг. Кто-нибудь смотрит сейчас в окно?

Но незнакомец рассмеялся, громко и хрипло, и убежал.

***

После того случая Марк стал высматривать этого человека везде, где бы ни оказался и даже пытался увидеть его, выглянув в окно. Он ожидал, что тот ненормальный будет поджидать его у подъезда, вновь следить за ним в транспорте, накинется в темноте. Марк заметил, что положил в карман пиджака маленький кухонный нож, только когда едва не выронил его на улице. Но прошла неделя или две, а незнакомец больше не появлялся, и жизнь Марка как будто бы вернулась в свой привычный круговорот. Его буднично проверял Мухоловский, но он не нарушал законы. Хотя почти каждый день посматривал в свой очищенный электроблокнот, и постепенно в его голове вспыхивали идеи, которые он когда-то записал на листках из блокнота с Капитаном Лавина, а потом уничтожил. И он стал понимать, что вряд ли способен их забыть. Каждую ночь он отправлялся в неизведанные или придуманные миры, но все принимал за сон, за разыгравшуюся фантазию. Обычно, проснувшись, долгое время Марк пытается понять вернулся ли он в настоящий мир, или уснул и отправился в новый. В детстве почти никто не верил его рассказам о новых вселенных, по которым он путешествует. Может, только отец.

***

Так он прожил несколько недель. И однажды, когда за окном только что проплыли облака, мимо, сверху вниз, кто-то пролетел. Точнее, упал с криком таким тихим и робким, словно, извиняющимся.

Марк подскочил, чуть не уронив возвращенный пустой ноут и свои записи, и открыл окно. На асфальте между двумя машинами он увидел спину и затылок мужчины. На том месте, где обычно кормится свора уличных псин с рук, будто заблудившейся старухи из дома напротив. Упавший валяется поломанным зигзагом, одна рука подвернулась, другая закинута на спину, ноги образуют угловатую «Л». Не успел Марк раскрыть широко глаза и закричать, как сверху снова посыпались тела. Музыканты и певцы, мужчины и женщины. Двумя этажами выше у них коммуна, скандальная, постоянно шумная и безнравственная, как ее характеризуют все соседи, кроме Марка. Сенпек часто там гостил, выпивал домашнее вино, пытался научиться играть на гитаре, и однажды был увезен вместе со всеми в полицейской машине. Соседи вызвали из-за устроенного в три ночи концерта. Не успел тогда полицейский представиться, стоя на пороге и показывая удостоверение, как ему в глаз прилетел кулак Сони Голема, чей творческий и жизненный псевдоним заставлял Марка хохотать, плюясь пивом. Теперь Сони лежит кучей мяса и изломанных костей на крыше автомобиля, а рядом падают и ломаются его сподвижники-друзья. Некоторые захватили в последний путь музыкальные инструменты: парочку гитар, трубу, барабанные палочки и даже синтезатор без подставки. При падении инструменты брякают и дзенькают, создавая сумасшедшую посмертную симфонию, застывшую в ушах непрекращающимся жутким звоном.