Ее имя Инга. Челка Инги мокрыми прямыми полосами прилипла к бледно-белому лбу, и Марк вспомнил клавиши пианино в старой школе. А еще Ингу преследует кавэшник с солдатами.
– Почему? ― как-то наивно и по-детски удивленно спрашивает Марк.
– А ты как думаешь?! Книгу нашли у меня дома. Детский фольклор народов Севера. Я только с испугу успела выскочить из квартиры.
Еще она говорит, что при побеге оттолкнула юного солдатика, привлеченного к проверкам, и тот грохнулся на ее старый трельяж, доставшийся от бабушки. Зеркала треснули и посыпались, будто с обидой. Инга смеется сквозь слезы, а может это капли дождя, хотя всего минуту назад истошно вопила. Но ее смех скорее нервный. Марк слушает, но почти не слышит. Впустив беглянку в магазин, он, тем самым, оказал помощь преступнице, нарушил закон. А если попытаться выдворить ее теперь? Но он уже не сможет. И не хочет.
Марк уверенно ведет Ингу между стеллажами тайными путями, где, как он знает, видеокамеры не работают, но лишь пугают покупателей. Он усаживает ее в коморке сторожей. Делает знак, чтобы молчала и не двигалась. Обежав зал, выключает все лампы, проверяет двери, попутно высматривая за стеклами табун бегущих солдат. Но там никого. В подсобке Инга так и сидит неподвижно, словно натурщица. Она вопросительно смотрит на Сенпека, и тот спокойно кивает.
– Утром я уйду.
– А тебе есть куда?
Она молчит. Марк думает.
– Оставайся здесь, ― внезапно говорит он.
Они снова среди стеллажей, в слепых пятнах супермаркета. Решетка планировки залов выводит их в комнаты персонала, на служебную лестницу, в подвал. Там загрузочная, топочная и несколько складских помещений. Штабеля продукции: консервированная кукуруза, фасоль. Сухие корма, хлопья и чипсы. Коробки с футболками и майками. Упакованные в пленку кресла и стулья. Целые стены, а кирпичи из алюминия, картона и полиэтилена. Пробравшись вглубь, Марк оставляет Ингу там, где ее не должны найти, не смогут увидеть. Сокрытая пачками с влажными салфетками и ватными палочками она будет спасена. Потом он приносит ей несколько пледов и запас еды на два дня, которые он проведет дома, а магазин будет охранять другой сторож. Ей бы лучше вновь не шевелиться, не издавать ни звука. Сможет ли она?
Марк остается с ней до конца смены. Оказывается, что ей всего двадцать три года. Инга родилась, когда Сенпек женился. Его дочери сейчас тоже могло быть двадцать три. Она рассказывает все подряд. У нее дома осталась такса по кличке Хот-дог, которая обожает фисташковое мороженое и всегда смешно фыркает. Собака, наверное, сбежала. Инга говорит, что мечтает уехать. Она слышала, что кто-то помогает поднадзорным перебраться за границу. Показывает татуировку на предплечье и улыбается: глупость молодости. Проговаривает «молодость» как старушка, повидавшая многое. У нее слишком глубокие морщины в уголках глаз. А еще у нее веснушки. Марк приносит ей журналы, какие есть в продаже. «Засвеченная пленка» и «Благовоспитанность». Впрочем, фотографий там больше, чем текста. Когда она начинает засыпать, Марк уходит.
Два дня для него теперь тянутся слишком долго. Но на исходе второго ему звонят и просят выйти на смену раньше. В заходящем солнце блестят формы полиции и кавэшника. Дак-Чак что-то разъясняет персоналу, кивает солдату, руководит руками, будто при посадке военного самолета. Он велит Марку ожидать вместе с остальными сторожами в его кабинете. Ничего не объясняет, но Сенпек обо всем догадывается. У директора еще два охранника – Вар К. и Макс Булава, названный так из-за огромнейших лапищ. Оба приветствуют его искренним непониманием, которое старается скопировать на свое лицо Марк. В общем, через минуту в кабинет вламывается кавэшник Испуганный Д., двое солдат с номерами вместо имен и собственной персоной Дак-Чак. И тогда все выясняется: беглая преступница забралась на склад супермаркета и пыталась затаиться. Ее обнаружил мерчандайзер, завязалась драка, была вызвана полиция, а потом КВ. В ходе потасовки сотрудник магазина получил ушиб головы банкой с консервированными ананасами. Прибывшая полиция арестовала беглянку.