— Простите меня! Простите, — заревела в голос, стоявшая позади нее Оля, — я не специально! Я не хотела. Правда. Ох, как мне жаль! Мне та-а-ак жаль.

Громко шмыгнув, Моховина вытащила бумажное полотенчико и уткнулась в него лицом.

Энджи, не скрывая отвращения, скривилась и пошла в туалетную кабинку, напрочь позабыв о сумке.

Мы же с Олей только этого и ждали.

— Подопри дверь, — одними губами тут же прошептала я и потянулась за чужой сумочкой.

Та и правда была маленькой, я вытащила один ролл и засунула внутрь. Места в сумке почти не осталось. Туда, если и поместится штуки три, то все равно станет заметно.

Оля опять шмыгнула и громко запричитала дрожащим голосом:

— Как же так?! Как же так?

Я перевела на нее взгляд и заметила, что подруга смотрит на мусорный бак. Пара секунд — и до меня дошло, что же именно пыталась мен сказать подруга.

Быстро дойдя до бака, я выкинула туда все суши, раскрутив их перед этим и оставив себе кусочки рыбы. Потом торопясь, как ошпаренная, нашинковала этой рыбой сумочку соперницы. Чтобы Энджи не заметила сразу, я заполнила лишь кармашки под замком, а напоследок достала кошелек и впихнула лосося даже туда.

Ольга уже обхохатывалась в голос. Ей было хорошо. Ведь ее смех сейчас по звукам было не отличить от слезной истерики, а мне приходилось сдерживаться. Хотя хотелось смеяться до потери сознания.

Как доктор Зло, ехидно и отвратительно. Или как дятел Вуди.

Боже, что же я творю?

Я вернула сумку на прежнее место за пару мгновений до того, как хозяйка этого в будущем вонючего богатства вышла из туалета.

И праздничный вечер, а точнее, уже глубокая ночь для нас продолжился. Мы танцевали и пили, пили и танцевали. Я никогда в жизни так не напивалась и не вела себя настолько раскованно. Это буд то бы все еще была я и в то же время уже не я.

Когда заиграла одна из моих любимых песен, миксованная «Save me», я с трудом стояла на ногах, но не переставала танцевать. Ни я, ни Леля к тому моменту не помнили, сколько стопок текилы мы выпили, но эффект от выпивки был очевидным. У меня стерлись все границы, я заигрывала с парнями, танцуя то с одним, то с другим, смело им улыбалась, а потом, вильнув хвостом, убегала в сторону и начинала свои заигрывания с другим, при этом до последнего сохраняя дистанцию.

Но заслышав лишь первые струны этой расслабляющей музыки, я приблизилась к парню, оказавшемуся в этот момент рядом, недопустимо близко. Я повернулась к нему спиной и начала наслаждаться песней, то и дело задевая попой. Музыка ускорилась, я обернулась. И даже не удивилась, когда пьяное подсознание подкинуло мне образ Максима.

Я точно помнила, что танцевала с совсем юным парнем, а сейчас передо мной стоял молодой мужчина. Крепкий и высокий, руки которого были сложены под грудью, с проступающими на кистях венами и длинными пальцами, они привлекали внимание и были мной особо любимы. Мужчина не двигался, лишь хмуро смотрел на меня своими прозрачно-голубыми глазами.

Это не мог быть он.

Но даже в темноте клуба я видела эти глаза, видела, как время от времени его прозрачную глубину заполняли блики цветомузыки.

Все еще двигаясь под песню, но как-то заторможенно, я протянула руку и коснулась ладонью его щеки.

— Максим… — прошептала одними губами, невозможно было услышать из-за шума бившей по ушам музыки. — Какой же ты красивый, — и уже громче: — У меня самые красивые глюки на свете.

Я подошла ближе и обняла Вольского за шею, прошлась пальчиками вверх, запуская короткие, но острые ноготки ему в волосы. Мужчина разжал руки и опустил их вдоль туловища. Мой персональный глюк не спешил обнимать меня в ответ, и я проявила настойчивость, прижалась еще крепче и, не убирая ладоней от его шеи, начала двигаться в ритме музыки. Не прошло и минуты, как мужчина завелся и присоединился ко мне в танце. Он ответил с не меньшей страстью. Крепко удерживая меня одной рукой за талию, а второй путешествуя по моему телу, Максим поглаживал мои бедра и живот.