– Да где же? Нормального-то? Принцев на всех не хватает.

– Глаза разуй! Вон, хоть мастер наш…

Мысли перескочили на мастера Митю Кедрова. Люська не знала, что когда Кузницина пришла работать в НПО, Кедров ей очень нравился. В то время ему было слегка за тридцать. Аккуратный, вычищенный, вечная природная укладка вьющихся тёмных волос, никогда не догадаешься, что холостяк. Но вскоре выяснилось, что даже малейшего шанса на отношения с мастером у работниц нет. Митя общался с подчинёнными исключительно по делу. Шутки, подколки, заигрывания оставались без ответа, будто не слышал. Кокетливых взглядов, откровенных нарядов и случайных прикосновений не замечал. Истукан, да и только! Кузницина с месяц пострадала, потеребила душу несбыточными мечтаниями, да и успокоилась. Благо в чайные перерывы работницы любили позлословить о начальстве, и до новенькой дошло, что Митя – тупиковый вариант. Люська с «тётками» не чаёвничала, сплетен не слушала, поэтому её собственное мнение частенько шло в разрез с общественным.

Луна пялилась в окно, нагло светила прямо в глаза. Аня встала задёрнуть занавески плотнее и выглянула во двор. Никого. А что, собственно, хотела увидеть?

За спиной послышались шаги.

– Нюра! – мамин голос, – чего не спишь?

Аня поспешно шмыгнула под одеяло.

– Сплю, сплю, мам.

Та прошла на кухню, комментируя себе под нос дочкино неразумное поведение: после второй смены приходит поздно, нет бы, поужинать, так заваливается в постель на голодный желудок. Всё фигуру бережёт. А чего её беречь? Порода их такая, женщины до старости не расплываются. Что сама Валерия Павловна, что мать её, Нюрина бабка, Клавдия Кирилловна – хоть сейчас на обложку модного журнала.

Зажурчала вода, снова прошлёпали мамины тапочки. Анюта заснула.

2. Вадим

В выходные пришлось тащиться на дачу. Родители затеяли веранду красить. Как затеяли? Валерия Павловна решила, что пора обновить, отправила мужа в "Кастораму", тот доставил заказанную банку оранжевого пинотекса, а малевать предстояло дочери. Банки хватило на три слоя. Сохнут они по восемь часов, так что Анюта осталась на ночь. За работой, прогулками, барбекю и печёной картошкой время промелькнуло незаметно. Аня радовалась случаю побыть с мамой и папой в пику кавалеру. Скоро год, как проводила выходные с Вадимом, пусть теперь поскучает.

В понедельник вернулась из отпуска Люська – загоревшая, громкая, неумолкаемая. Шалунье не хватало установленных перерывов, продолжала трещать и за столом, отклоняясь назад и поглядывая через спину соседки на Аню, которая сосредоточенно выполняла операции и механично кивала в ответ на реплики подруги.

Мастер подошёл незаметно, все чуть не подскочили, когда он подчёркнуто сухо сказал:

– Шалость! Скажу табельщице прогул поставить. Сама не работаешь и другим не даёшь.

– Так уж и не даю? – подмигнула ему Люська.

Кедров, не замечая игривого тона, продолжил:

– У Кузнецовой и так выработка в этом месяце…

– Я Кузницина, а не Кузнецова, – привычно поправила Аня.

– Да. Не важно. Все поняли меня, надеюсь.

Митина спина поплыла вдоль рядов, девушки склонились над зачищенными отрезками оптоволокна.

Вместо чая вышли на улицу подышать. Шалунья прихватила пузырь газировки. Прогуливались вдоль пахнущего свежесрезанной травой газона, задирали головы, подставляя лица августовскому ласковому солнцу. Люся, покончив с отпускными новостями, вернулась к излюбленной теме:

– Как там твой Вадик? Не разродился кольцом?

Анюта скривила рот и дёрнула плечом.

– Ну-у-у? Чего ты? – настаивала подруга, – неужто поругались?

– В пятницу не встречал меня. Звоню – игнор полный.