Снежный буран, бесновавшийся двое суток, засыпал некоторые дома почти с крышей. Подъехали к мосту, что был перекинут через небольшую речку. Вместо моста красовался красивый белый утёс в два человеческих роста. Почесав кнутом подбородок, Николай Васильевич повернул лошадь влево. Он знал, что раз снег намело на препятствие, то на юру, наоборот, будет чисто да гладко. Так оно и вышло. Подъехав к пологому склону, где речка разливается и скотина обычно приходит на водопой, они увидели совершено гладкое тырло, а лёд на речке блестел под лунным светом. Не спеша, перешли на другой берег и стали забирать снова вправо. Чтобы не заблудиться, пока не рассвело, Николай Васильевич, ориентируясь на столбы вдоль дороги, пошёл споро, временами объезжая перемёты.

Дорога, местами чистая, но, где росли деревья и кусты вдоль обочины, была непроезжей. Поэтому он не стал заезжать на неё, боясь потом не выехать. А по старой привычке вел свою лошадку вдоль. Поле до райцентра было ровным, поэтому больших заносов на пути не попадалось. Размявшись где-то с часок, он примостился в передке и, когда уже стало светать поддал ходу. Конь тоже, видно, устал брести монотонно и, обрадовавшись, пустился рысью.

Подъехав к вокзальному зданию, Николай Васильевич остановился и, зацепив узду за фонарный столб, раскутывая сонную и пригревшуюся Тоню, сокрушаясь, будто это его родная дочь, сказал:

– Зря ты едешь в даль далёкую, ой зря. Ничего путного из этого не выйдет, вспомнишь мои слова. Я тебе это говорю, Тоня, поскольку жалко мне всех вас. Ой, намыкаешься ты бедная, и наплачешься. Оставайся лучше дома. Здесь всё ж как-никак, а родные стены.

– Нет, я уж решила. Если я решила, то назад не отступлю. Спасибо вам, Николай Васильич, за всё.

– Ладно, – вздохнул он, – пошли, я тебе чемодан-то в вокзал занесу. Постой, чуть не забыл. Вот же старость не радость. – Он нагнулся и вынул из корзины туесок. – Вот, доченька, мёд тебе. Возьми, вдруг заболеешь, так он тебя на ноги поднимет.

– Спасибо вам, Николай Васильич. – Улыбнулась Тоня и, прижав подарок к груди, пошла в здание вокзала.

Без всяких проволочек Тоня купила билет до Москвы. До прибытия скорого поезда ещё было больше часа, и она решила перекусить. Разложила на свободном сиденье тряпочку, вынула две варёные картофелины, яичко и кусок хлеба.

«Вот же кулёма, соль-то забыла. – вздохнула она. Посмотрела по сторонам, увидела буфет, но он ещё был закрыт. – Ладно, – махнула она рукой, – будем так есть. Небось не подавлюсь». – И она с аппетитом стала уплетать холодные свои закуски.

В Москву Тоня приехала 2 марта в воскресенье после обеда. Подумав, решила переночевать на вокзале, а уже с утра ехать по своему делу.

Найдя место среди людского столпотворения, она притулилась на шатающемся кресле. Пододвинув свой чемодан к ногам, стала смотреть на мельтешащих людей. Через некоторое время ей это надоело, и она решила выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Рядом сидели на вид благообразные дед со старушкой, и Тоня попросила присмотреть их за своим чемоданом. И со спокойной душой пошла на выход.

Её толкали люди с баулами, мимо протискивались спешащие пассажиры. Чтобы не мешать никому, она отошла подальше и встала, оглядывая всю эту кишащую многоголосую сутолоку. Светило яркое мартовское солнце, под ногами чавкала снежно-ледяная каша, а местами даже уже образовались лужи.

Подставив ласковому солнышку своё лицо, Тоня, закрыв глаза, наслаждалась долгожданным теплом. Подышав воздухом с выхлопными газами, понежившись под первыми лучами весеннего солнца, Тоня вернулась в вокзал.