Зимой, как всегда, смеркается рано, а темнота наступает мгновенно. Выйдя на просёлочную дорогу, Тоня поняла, что здесь не город, где снег чистят, да и люди быстро его притаптывают. В поле снега лежат долго. Даже в марте, когда солнышко вовсю начинает припекать. В полях снежное покрывало, отражая девственной белизной солнечный свет, бережёт от внезапных морозов бойкие и нетерпеливые ростки. Тоня медленно шла по заснеженной дороге. Вдоль правой стороны стояли столбы и тянулись провода. Сколько раз она здесь проходила либо одна, либо с матерью. А бывало, и с подружками бегали на поезда смотреть. Ох, и жутко было. Стоят они стайкой, взявшись за руки, а поезд гудит, а затем мимо них как вихрь пролетают вагоны. Малые были – страх бежал ознобом по спине. Но потом попривыкли, и уже пропал интерес к проносящимся и тревожно гудящим поездам.

Выдохшись, Тоня встала. Поставила свой чемоданчик и глубоко вдохнула чистый, морозный воздух. Варежкой вытерла вспотевшее лицо и посмотрела вдаль. Там светились несколько огоньков, один прожектор – она знала – на ферме, другой – на столбе возле сельсовета, а другие… «Интересно, – подумала она, – другие вроде двигаются, или мне мерещится уже?» – Потерев глаза, она и правда увидела, как два огонька двигаются. Через какое-то время она услышала звук мотора. Навстречу шла машина. Поравнявшись с ней, автомобиль остановился, и из опустившегося стекла появился Гришка Петухов.

– О, старые знакомые? – воскликнул он. – Привет! Куда путь держишь, мадам? – Тоня обрадовалась: это их машина и водитель колхозный.

– Здравствуй, я домой.

– Ну, так ты погодь, я вот агронома на поезд провожу и обратно поеду, и тебя захвачу.

– Хорошо, – радостно ответила она.

Машина, надсадно гудя, будто везла полный кузов тяжестей, тронулась. Тоня осторожно села на свой чемодан. Дожидаясь обратно Гришку, она стала замерзать. Распаренное тело, медленно остывая, начало зябнуть. Она хотела встать, чтобы походить, подвигаться и согреться, но не смогла. Она попыталась ещё раз, но живот не давал ей возможности подняться с низкого чемоданчика. Подъехавший Гришка так и застал её, сидящую. Открыв дверь кабины, он, вытянувшись со своей стороны и выглядывая, крикнул:

– Давай быстрей залазь, а то холоду щас напустим в кабину.

Сквозь гудящий мотор Тоня крикнула что было сил:

– Не могу! Помоги-и встать! – Гришка, видя, что девушка не встаёт, кричит и машет ему рукой, закрыл дверку и вылез из кабины. Подойдя к Тоне, удивлённо встал.

– Ну ты чё? Давай, поехали, некогда мне.

– Помоги встать!

Парень подал ей руку, и когда девушка встала, удивился ещё больше.

– Вот так раз?! Ничего себе?! Ну ладно, давай подсажу. – И Гришка, открыв дверку, стал помогать Тоне забраться в кабину. Усадив её и поставив ей в ноги чемодан, он быстро заскочил на своё место и нажал на газ.

Некоторое время ехали молча. Потом Григорий, удивляясь и как бы сам с собою разговаривая, произнёс:

– Вот же как оно получается, стоило ради этого в город ехать. У нас, штоль, нет специалистов в этом деле?

Тоня покосилась на него. Она знала, что Гришка давно уж поглядывал на неё, ещё когда в школе учились. Он, правда, на два класса старше был.

– Я вот не пойму, – опять начал тот. – Ты в город учиться поехала? – Тоня молчала. Она поняла, куда он клонит. – Молчишь?! Молчи. – Гришка, нервно дёргая рычаг переключения передач и нажимая на педали, ещё что-то бубнил. Но Тоня, отвернувшись, смотрела в пассажирское стекло. Вот машина, завывая от натуги, преодолела небольшой овражек и выехала на первую улицу их села. Домик у Прохоровых был небольшой, всего две комнаты и кухня с большой русской печью. Из сеней можно было пройти сразу в сарайку, в которой зимой жили несколько куриц с петухом и поросёнок.